Мария Варфоломеева
Журналистка Мария Варфоломеева до того, как попала в плен боевиков «ЛНР» в январе 2015 года, освещала события в Луганске в самые жаркие дни вооруженного конфликта на Донбассе. Мария описывала и фотографировала жизнь людей в оккупированном городе, начиная с лета 2014 года. Радио Свобода публикует отрывки из ее дневника.
И вот я уже по эту сторону камеры. Только через несколько мгновений обнаруживаю себя сидящей на лавочке. Изучаю контингент, обстановку.
Начну свой рассказ именно с обстановки камеры, так как она, в отличие от контингента, меня удивила. Размер около шести метров на четыре – довольно неплохо по меркам того места. Стены побелены, наклеены дешевые, но новые обои. На полу постелен ковролин, на окне – белая гардина до пола. Возле стен стоят 3 двухэтажные нары. Стол – «общак» – и стена перед ним облицованы современным кафелем, раковина из нержавейки, настенное зеркало. На нарах повешены занавески – чтобы не видно было, когда говорят по телефону. Так же камера была оснащена такими благами, как маленький телевизор, вентилятор, обогреватель, утюг. И самая главная роскошь – электроплита, ее могли иметь только избранные. Проще говоря, по меркам тюрьмы – невероятный евроремонт. Кстати, никто внутри это место не называет «СИЗО», только «тюрьма».
Дня за три до этого их предупредили о том, что к ним подсадят «координатора «Правого сектора», и дружить с ней нельзя
Но о том, насколько мне повезло, я узнала только потом. Сейчас я только могла удивляться, что такую «диверсантку», как я, посадили в шикарные условия. Немного успокаиваюсь и начинаю изучать своих соседей. Как оказалось потом, дня за три до этого их предупредили о том, что к ним подсадят «координатора «Правого сектора», и дружить с ней нельзя.
Следующие три человека долго будут на страницах моего дневника, поэтому я уделю им особое внимание. Сорокапятилетней блондинкой с пережженными волосами оказалась моя одногодка по имени Лена. Внешне – советская тетка-буфетчица с мужиковатым лицом и фигурой. Это ее первая судимость, за разбой ей дали всего 2 года. Пока она тут мотает срок, в ее дом в Луганске попал снаряд, из-за чего ее мать и 15-летняя дочь остались без жилья. Заботливая «республика» определила их в гостиницу. Ей скоро на свободу, и, конечно, в ее глазах я виновата в том, что у нее теперь нет дома. Но внешне она пока не проявляет негатива, ее об этом предупредили.
Главными своими навыками она считает: сварить «ширку» из всего, что можно, умение попасть в любую вену, вынести кассу в сложных условиях, и, конечно, она – гуру тюремной философии
Вторая мамзель – это Оксана, ей 41 год. Это ее пятая судимость, она третий раз в местах лишения свободы, два срока были условными. Стандартный набор наркомана: была осуждена за наркотики и способы их получения: мошенничество, разбой, кража. Годы тюрьмы оставили отпечаток на ее внешности – песня «Мурка» поможет представить этот типаж. Бегающие глазки в поисках того, где что стянуть. Дополню этот образ: разговаривает Оксана басом. Ее сыну 19 лет. И 15 лет она колется, доверив чадо родителям. Главными своими навыками она считает: сварить «ширку» из всего, что можно, умение попасть в любую вену, вынести кассу в сложных условиях, и, конечно, она – гуру тюремной философии.
Учительница украинского и английского. Ей всего 29 лет, а новая власть «Лэнэрии» уже испортила ей жизнь
На лице третьей написано то же слово, что и на стенах в коридоре: «Безысходность». Она безучастно смотрит в никуда. Назову я ее Настенькой. Сама себя она характеризует фразой: «100 килограмм чистого золота». Именно с ней мы стали «друзьями по несчастью». Учительница украинского и английского. Ей всего 29 лет, а новая власть «Лэнэрии» уже испортила ей жизнь. Угрозой ее заставили признаться в разбое, который она не совершала. Повышаем «раскрываемость» любым способом! По ее части статьи ей грозит от 7 до 15 лет. Но «судебная система» заработала только через несколько месяцев после этих событий, поэтому в этой камере Настенька ожидает «суда». А, как известно, «суд» «Лэнэрии» – «самый гуманный суд в мире»!
Но я пока всего этого не знаю и начинаю пытаться налаживать отношения и здесь. Звучат сдержанные разговоры ни о чем. Как себя с ними вести? Об отношениях в тюрьме я знаю только из фильмов. Ощущаю, что иду по минному полю, боюсь сказать неправильное слово. В кино одно слово – и могут поступить по беспределу. Звучит жутко, отдаленно от реальности и вроде не похожи они на таких. Но я же не знаю, как выглядят те, кто похожи.
Приходит ночь. Я в новом качестве – обитателя тюрьмы – ложусь спать. Все нижние нары были заняты, мне досталась верхняя, как раз над Настенькой. В тюрьме на ночь свет не выключается, «инспектор» должен проверять твою сохранность в течение дежурства. Наконец-то смолкли голоса, телевизор. Впервые за долгое время обрадовалась тишине. Отрешенно смотрю в зарешеченное окно. А там «запретка» – забор с фонарями, окружающий тюрьму по периметру. Отделяющий меня от мира. На черном фоне горит свет, поделенный стеклоблоками на десятки маленьких огонечков. Выглядит это неожиданно красиво и страшно.
«Эх, на новом месте, приснись жених невесте», – подумала я и постаралась уснуть.
Утро несло в себе новые приключения. А как же, теперь нужно учить тюремную азбуку. Местный быт полон лишений. И в основном даже не лишения свободы. Итак, что делать, если ничего нельзя, но столько всего нужно? Нельзя все, что ты считаешь нормой: телефон, нож, вилка, веревка, тазик. Да, тазик тоже нельзя, вдруг ты решишь варить самогон, хотя этот бизнес в тюрьме процветает.
Ты обязан вставать утром и вечером, когда приходит «проверка». Ты обязан безропотно подчиняться, когда твои вещи выбрасывают на пол во время «шмона»
Это про «нельзя». Еще есть «обязан». Ты обязан вставать утром и вечером, когда приходит «проверка». Ты обязан безропотно подчиняться, когда твои вещи выбрасывают на пол во время «шмона». Перед этим вонючая, толстая тетка облапает тебя в поисках «запрета».
Но есть «ты можешь»! Ты можешь раз в день выйти на прогулку на час. Об этом я писала в одной из первых частей. Еще ты можешь получить субстанцию, которую не зря прозвали «баландой». Вот, в принципе, и все твои права.
Хорошо, что попался хороший учитель – Оксана. В сравнении с ней Google просто отдыхает от объема полезной информации. В этом она прям нашла себя. Хотя ее советы были, скорее, неизбежны, чем желанны. Наркота расшатала ее нервную систему, и собеседник она была «так себе».
А с каким упоением она диктует, как писать «заявление» на имя «начальника» этого заведения! Насмешливо удивляется, как это я не знаю полную аббревиатуру его «должности».
На свободе ее воспринимают никем: наркоманкой, воровкой с кучей судимостей. А тут ее мир. Отсюда и ощущение превосходства, а-ля «а чего добился в жизни ты?». Всем своим видом пытается сказать:
«Твой опыт жизни тебе тут не пригодится. А я тут на своем месте».
Как бы давая понять ничтожность моих жизненных достижений. Точнее их непригодность в данных жизненных условиях. Знаете, это как вот есть специалист в механике, есть в хирургии… а тут «спец» по тюремной жизни.
В следующих частях я продолжу знакомить вас с обитателями этого мира «за стеной». Мы сможем окунуться в волнующий мир страстей и интриг. Он полон не только ненависти, но и любви, измен, страхов – привычный нам мир в миниатюре.
А сегодня я расскажу несколько простых историй о моих соседях по «изолятору временного содержания».
…Самый колоритный – «комендант» Красного Луча. Такой, знаете, прям, как с картинок – атаман казаков. С папахой, кудрявым чубом под ней, усами, шароварами с лампасами и золотыми зубами в открытой улыбке. Только шашки с нагайкой не хватает для полного антуража. До войны жил он себе, работал простым спасателем в МЧС, но на волне революции взыграли в нем казачьи корни или что еще взыграло. И подтолкнуло на тропу беспредела.
По одному «делу» идет с ним его друг. Внешне смотришь – ну, добрее человека нет. Выглянет в кормушку, и смотрит на тебя своим благодушным взглядом. Голову с густой бородой положит на руки и так доброжелательно подмигнет тебе, вроде «не бойся, прорвемся!». Он мне напоминает бабушку из советских фильмов, которая открывала окошко и рассказывала сказку: «В некотором царстве, в некотором государстве…». Смотря на него, не веришь в то, в чем его обвиняют. Как они мне сказали, что боролись со злом в виде «мэра-казнокрада» (благое дело), а за это на них «повесили» похищение нескольких миллионов российских рублей.
Рассказами о мародерстве, грабеже среди «защитников» «русского мира» меня не удивишь, но, узнав о том, чем они занимались… Трудно было поверить, глядя на их довольно добродушные лица
Ну конечно, ведь это просто они против местной «власти» вышли, вроде внутренних терок – думала я. Но только через время узнала от незаинтересованных людей, чем именно они прославились в своем городе. Рассказами о мародерстве, грабеже среди «защитников» «русского мира» меня не удивишь, но, узнав о том, чем они занимались… Трудно было поверить, глядя на их довольно добродушные лица.
Обычно весь день в камерном блоке суматоха – то одного, то другого забирают на так называемые «следственные мероприятия». Кого-то повели на прогулку. Раздача еды – это вообще разнообразие в программе дня. И вот по вечерам или в выходной день тишина, кажется, начинает просто гудеть в ушах. В эти моменты один из персонажей поднимает настроение – начинает петь песни в этой звенящей тишине и эхом ее разносит по всему коридору. Я называю его камеру «музыкальная шкатулка».
Вообще, больше всего общение получалось с третьей камерой, потому что они были напротив моей шестой. В редкие минуты, когда есть возможность пообщаться, стараешься сказать самое важное. Один из троих россиян из этой камеры был более общительный. Как-то раз так расчувствовался и говорит:
– Вот, прикинь, выйду на свободу, пацанам расскажу, что с «правосеком» общаюсь. Вот они офигеют!
Но, судя по всему, выйдет он не скоро на свободу. И сам он это понимает и говорит в другой раз:
– Нескоро мы с тобой на свободу выйдем, кому мы потом старые будем нужны? Давай, наверное, поженимся, а то поезд совсем уйдет. Зато потом внукам будем рассказывать, что дед и бабка познакомились в «ИВСе». Были «правосеком» и «ополченцем».
Скажу даже более, у них на этой почве сбой какой-то в голове был. Столько предложений замужества у меня не было за всю жизнь, сколько за этот год. Но продиктовано это было скорее желанием меня исправить, оказать на меня положительное влияние. Знаете, вроде: «Ты такая хорошая девочка и столько глупостей у тебя в голове. Поженимся, и ты образумишься».
9 марта 2015 года мне исполнилось 30 лет. Юбилей. До этих событий со мной, я хотела отпраздновать этот праздник как-то необычно. Спасибо, «республике» – необычнее некуда!
День рождения. 9 марта 2015 года мне исполнилось 30 лет. Юбилей. До этих событий со мной, я хотела отпраздновать этот праздник как-то необычно. Спасибо, «республике» – необычнее некуда! Подарки тоже были необычные. Сутра пораньше четвертая камера передала фрукты, конфеты и мороженое! Представляете: настоящее, холодное мороженое – это была просто роскошь какая-то в тех условиях. Потом третья камера исполнила поздравительную песню в мою честь. Еще один «пассажир» из этой камеры склеил из сигаретных пачек шкатулку, обклеил фольгой, открытками. Получилось довольно мило, ведь самый лучший подарок – это сделанный своими руками. Жаль только, что потом на «шмоне» эту шкатулку разорвали в поисках «запрещенного». Довольно трогательным был мягкий мишка, с тех пор он путешествовал со мной по всем местам моего пребывания и сейчас напоминает мне об этом периоде жизни.
Но тяжелее всего было получить открытку от родителей, где они написали, что любят меня. В тот момент я ощущала, что не заслуживаю их любви, ведь из-за меня они пережили столько стресса.
На каком-то моменте возникает апатия ко всему. Это, наверное, форма защиты психики. Ты выключаешь все остальные чувства, есть только два: «Выжить» и «Выйти на свободу»
Все эти артефакты напоминают мне о периоде внутреннего сопротивления обстоятельствам. Или даже скорее приспосабливания к ним. На каком-то моменте возникает апатия ко всему. Это, наверное, форма защиты психики. Ты выключаешь все остальные чувства, есть только два: «Выжить» и «Выйти на свободу». Перестраиваешь систему восприятия и переработки информации. При этом возникает некий регресс. Потом необходимо некоторое время, чтобы выйти из этого состояния примитивности. Зато это помогает легче переносить обиду.
Но, благодаря этому периоду, я сделала очень полезный для себя вывод. Напрасно обижаться. Вот в нормальной жизни меня окружают люди, на которых я обижаюсь, они это принимают и стараются исправиться (в идеальной ситуации так работает). А тут люди, которым я бесконечно безразлична, они уходят домой, и им все равно, как я и, что происходит со мной. И вот они не воспринимают мою обиду, а холодно закрывают кормушку. Это тяжело было принять, но зато теперь я натренировалась, мне стало проще принимать людей и не обижаться на них.
А еще это период, когда я поняла песню «Бутырки» «Запахло весной». Не поняла даже, а прочувствовала
А еще это период, когда я поняла песню «Бутырки» «Запахло весной». Не поняла даже, а прочувствовала. Я всегда любила весну за ее ощущение расцвета природы. Время, когда кажется, что что-то чудесное должно прийти в твою жизнь, время изменений, обновления. Так вот, весенний воздух, который доносился из коридора в открытую кормушку, никогда не был таким головокружительным, притягательным, как в марте 2015-го. Тогда, когда я отрезана от него чужой, злой волей. Так хотелось все разрушить, выбежать на улицу (может быть даже предварительно кого-то убив) и просто дышать. Но апатия должна поглотить и это чувство, иначе жить в этих обстоятельствах будет еще более невыносимо.
Наверное, только недавно мне удалось победить эту апатию, которая тогда была защитной реакцией. Некоторое время назад я ощутила, что, когда выхожу на улицу в теплую солнечную погоду, то подавляю в себе радость. Хотя в ту весну я обещала себе, что буду радоваться каждому моменту, когда буду ощущать этот аромат свежести. Обнаружив эту притупленность, я поняла, что нужно позволить себе радоваться. Просто отпустить эту оцепенелость и впустить радость в себя.
Эта оцепенелость говорит тебе: «Не можешь поменять обстоятельства – поменяй к ним отношение». Я ничего не смогу поменять, тогда зачем мотать себе нервы? Вспомнилось место из Библии: «Все заботы ваши положите на Господа, ведь Он заботится о вас», и я стала просто верить, что Бог не оставит меня. И то, что я пишу сейчас эти строки – великое чудо!
Возможно, мой читатель соскучился по динамике. Следующая часть будет более динамичной. Она будет посвящена очень комичному персонажу – «генеральному прокурору» «ЛНР». Все будет в лучших традициях дешевых российских сериалов о доблестных «полиционерах».
Яркий «генпрокурор» группировки «ЛНР» – воспоминания Марии Варфоломеевой, которая была в плену боевиков
28 Лютий 2017, 19:28
Мария Варфоломеева после освобождения из плена
Журналистка Мария Варфоломеева до того, как попала в плен боевиков «ЛНР» в январе 2015 года, освещала события в Луганске в самые жаркие дни вооруженного конфликта на Донбассе. Мария описывала и фотографировала жизнь людей в оккупированном городе, начиная с лета 2014 года. Радио Свобода публикует отрывки из ее дневника.
Как и обещала прошлый раз, сегодня я расскажу о персонаже, не менее колоритном, чем Вольдемар. Это, на секундочку, самый настоящий «генеральный прокурор». Хоть и ненастоящей «республики». Вы знаете, что я люблю находить для своих персонажей яркие сравнения. Так вот, этот персонаж был настолько ярок, насколько и несравним. Чтобы точнее его описать – это самовлюбленный павлин. Лавры «генерального прокурора» тешат его самолюбие и возносят его над другими.
Мизансцена такова: просторный кабинет, с большим т-образным столом и стульями вокруг. На полках в шкафах расставлено множество золотых икон и прочих сверкающих украшений. Все такое деревянное, стеклянное, блестящее – наследие, доставшееся от украинской власти. По периметру кабинет украшен аккуратно расставленными лакеями-прислужниками этого самого «прокурора», смотрящими на него рабски и подобострастно. Триумфальной походкой наш «павлин» расхаживает по кабинету. На его лице торжественная улыбка победителя. Увидев эту улыбку, Леонардо да Винчи бы разорвал свою Мону Лизу. Атмосфера – величаво-претенциозная.
Вначале он представился: «Исмаилов Заур Рауфович, «генеральный прокурор» «ЛНР»!»
Прям как в «Иван Васильевич меняет профессию»: «Царь… Очень приятно… Царь». Видимо, это должно было произвести неизгладимое впечатление от уровня, оказанной мне чести.
После короткого приветствия «прокурор», ослепленный лучами собственной славы, начинает со вступления о справедливости, как неотъемлемой части правосудия. И все, что происходит сейчас на просторах самой «Луганской народной республики» – все исключительно во имя справедливости. А он просто воплощение этой самой пресловутой справедливости в этом храме Фемиды. Непредвзятость – его второе имя.
Походя ближе к сути нашей встречи, он разразился вопросом: «Маша, как ты стала предателем своего народа?» Неожиданно, ведь это я его считаю предателем своей страны
Походя ближе к сути нашей встречи, он разразился вопросом: «Маша, как ты стала предателем своего народа?» Неожиданно, ведь это я его считаю предателем своей страны. Оказалось, что они очень удобненько себе придумали именовать себя «патриотами» своей земли – Донбасса. Но я ответила, что жила в разных частях Украины и не могу отождествлять себя с какой-то одной ее частью. Мне нравится в равной части Киев, Львов и Луганск. От этого глаза его еще больше налились кровью, и весь он стал труситься от ненависти.
Чтоб вы хорошо представляли, то дополню свой рассказ тем, что это все оформлено в театральных фразах и патетических выражениях, призванных «взять за душу». Я себя ощущала Мальчишом Кибальчишом на допросе у Буржуина – «нам бы только ночь простоять да день продержаться».
«Мария, я не сильно давлю?» – Ишь ты, в каком фильме он этого насмотрелся? Или это он представляет, что демократия так выглядит?
Неудержимый актерский талант искал выхода, признания и славы. Если бы жанр позволял, то холуи непременно аплодировали проницательности своего босса. А он не унимается, и, бегая из угла в угол, периодически отнимая руку от головы, приговаривает одну и ту же фразу: «Мария, я не сильно давлю?» – Ишь ты, в каком фильме он этого насмотрелся? Или это он представляет, что демократия так выглядит?
Его верные приспешнички на каждую особо красноречивую реплику одобрительно кивают. Судя по тому, сколько раз за время нашего диалога он употребляет эту фразу, в ней есть некий глубинный смысл, раз она кажется ему такой эффектной.
А мне в этот момент смешно и плакать хочется. Смешно от комичности и несостоятельности этого персонажа. А плакать хочется от того, что от него зависит моя судьба. А еще от того, что этот чванливый человек не понимает, как абсурдно он выглядит в моих глазах. И нет никого рядом, с кем разделить нелепость этой картины.
«Зачем ты фотографировала здание прокуратуры, бывшее здание СБУ и патронный завод?» – спрашивает он.
Я немного опешила от такого вопроса, потому что эти здания я не фотографировала. И чего они хотят добиться этой провокацией, к чему клонят? Но не успеваю я осознать этот посыл, как на меня сваливается новая порция: «Зачем ты фотографировала дом моих родителей?»
Неожиданный поворот, но я спокойно и уверенно отвечаю, что не фотографировала. В ответ раздосадованный «прокурор» показывает мне распечатанные фотографии, сделанные, якобы, моим телефоном. Также на столе фото того самого дома, из-за которого я попала в эту историю. Но теперь они были сняты из машины в движении. А сам же «сепар» – обитатель этого дома – в письменной форме подтвердил, что все снимки дома они удалили при моем «задержании». Впоследствии, мой так называемый следователь Вадим показывал мне эти фото на моем телефоне. Они на нем появились за тот период, когда я была уже у доблестных «сотрудников МВД», и мой телефон находился в их руках.
Но человек, которому было поручено сделать этот компромат, оказался чуток криворуким. Даты, которые он установил при фотографировании, не сходились с остальными данными. Позже, разговаривая с Вадимом, я хотела узнать, каким-таким образом 5 января я успеваю сделать эти фото, если вернулась из Киева только 6 января? И это подтверждается водителем автобуса, а также некоторыми другими обстоятельствами.
Еще более непонятно, зачем я 7 января безопасным образом из машины в движении «делаю» эти снимки. Потом 8 января говорю в переписке Юре (человеку, подставившему меня), что снимки не сделала. После этого 9 января снова иду фотографировать, тем самым подставляя себя. Но все эти риторические вопросы остались без ответа, Вадим предпочел промолчать. Наверное, сам злился на нерасторопность исполнителей.
Подобные действия являются уголовно-наказуемым преступлением в самой же «республике». А задача МГБ состоит в борьбе с подобными служебными превышениями полномочий, но никто в этом «ведомстве» не обеспокоился правосудием. Надо будет написать письмо «генеральному прокурору», пусть этот светоч объективности наконец-то восстановит справедливость.
Закончив тешить свое самолюбие, «генеральный прокурор» объявляет мне, что вина моя доказана полностью (еще бы, фотография с визиткой Яроша доказывает все)
Закончив тешить свое самолюбие, «генеральный прокурор» объявляет мне, что вина моя доказана полностью (еще бы, фотография с визиткой Яроша доказывает все). Замахнув высоко руку с печатью, говорит, что если я хочу сейчас выйти из этого кабинета и пойти домой, то мне нужно подписать чистосердечное признание. Если я этого не сделаю, то он поставит печать на санкции на продление ареста на два месяца, и я снова вернусь в ИВС. Я не знаю, на кого рассчитан был этот дешевый цирк, даже обидно, что на меня. Ведь получается, что если я не признаюсь, то меня отправят ждать «суда» в СИЗО. Зато если признаюсь, то меня отпустят до того момента находиться дома.
«Признавайся, я имею право отправить тебя на 15 лет шить фуфайки в лагере» – как будто есть другой выход…
«Признавайся, я имею право отправить тебя на 15 лет шить фуфайки в лагере» – как будто есть другой выход…
Выбор очевиден, мне нет смысла оговаривать себя. Он с торжествующим видом ставит печать на этой бумажке и снова все закружилось: слезы, девушки-конвой за дверью, машина Вадима и ненавистные стены камеры в одиночестве ИВСа. Остается только обращаться к Богу о том, что это все несправедливо. О том, что надеюсь на Него в этой ситуации. Ведь Он сказал в Библии, что не даст душе моей остаться в тесноте…
Новый период своей жизни хочу озаглавить двумя фразами: «Все хорошее когда-нибудь кончается» и «Все познается в сравнении».
Только побывав в СИЗО, я поняла, что до этого мне было относительно психологически комфортно. Эти четыре буквы пугали меня все дни нахождения в ИВСе, я пыталась разузнать об условиях содержания там. Картина рисовалась не очень, ведь это самая настоящая тюрьма, где люди отбывают срок. И соответствующий контингент. Однажды настал тот самый день – день переезда. Но обо всем по порядку.
После полутора месяцев пребывания в ИВСе мне пришлось покинуть свое привычное болотце. Неприятное, но все мне тут уже знакомо. И какое-никакое, но личное пространство
18 или 19 марта 2015 года, после полутора месяцев пребывания в ИВСе мне пришлось покинуть свое привычное болотце. Неприятное, но все мне тут уже знакомо. И какое-никакое, но личное пространство. А по имевшейся у меня информации – в СИЗО может содержаться одновременно и 8 девушек. Не очень оптимистично.
И вот карета подана и меня снова, как былинку неведомой силой засасывает в эту воронку. Точнее в воронок. Опять дорога в неизвестность.
Девушка идет мимо меня с пакетами еды. На всю жизнь запомню этот короткий момент. Она идет в суете своих мыслей, и в нормальной ситуации я бы ей не завидовала. Но сейчас она идет куда-то, она живет своей жизнью. Боже, какая же она счастливая, у нее есть выбор! Сейчас она будет дома
И вот мы на месте, перед теми самыми воротами, я их всегда легко узнаю. Ведь всю жизнь, проходя рядом, испытывала внутренний ужас от этого места. А теперь сижу возле них одна в машине. Девушка идет мимо меня с пакетами еды. На всю жизнь запомню этот короткий момент. Она идет в суете своих мыслей, и в нормальной ситуации я бы ей не завидовала. Но сейчас она идет куда-то, она живет своей жизнью. Боже, какая же она счастливая, у нее есть выбор! Сейчас она будет дома нудно готовить обед, но она в миллион раз счастливее меня.
Бесконечные минуты ожидания. Кажется, весь день тут сижу, и вот нас заводят «туда», за ворота, откуда, кажется, назад дороги нет. Туда попасть можно, а обратно – ощущается невозможным. Темные коридоры с советской плиткой и вот помещения, называемые «боксА». Узкая темно-зеленая комната, где-то метр на три, холодная лавочка, все грязное, в пыли, ободранное, решетки на окне из стеклоблоков, а за ним весна. Это и есть камера? Я еще не знаю, что это место для предварительного распределения по камерам. И снова ожидание безо всякого объяснения. И снова тишина, перемежающаяся веселыми и нецензурными выкриками из соседних «боксОв». Стук в соседних дверях, постучу-ка и я – схожу на разведку в туалет. Лучше бы я не ходила – такого отвращения я не испытывала давно, я поняла почему ЭТО называют «парашей». Едва преодолевая рвотный рефлекс, я постаралась быстрее оттуда убежать.
Смотрю в окошко – а там улица, по которой два квартала и будет дом моего детства, все родное… И так себя жалко стало, ведь тут недалеко прошло детство, когда я жила беззаботно!
Нарезаю круги по этой камере, наверное, прошел час ожидания или больше. Заходит конвой, идем в медпункт брать кровь… опять вернулись в камеру… когда же уже отведут «туда»… туда, где я буду находиться еще неопределенное время? Опять куда-то ведут. Заходим в кабинет на два окна, большой стол, телевизор, холодильник, картина из янтаря – простенько и с туалетной бумагой на тумбочке (этот элемент больше всего врезался в память). Смотрю в окошко – а там улица, по которой два квартала и будет дом моего детства, все родное… И так себя жалко стало, ведь тут недалеко прошло детство, когда я жила беззаботно! А сейчас общаюсь с двумя дядями с озабоченными лицами, и наделенными властью в этом здании. Не знаю, почему они решили со мной пообщаться – наверное, насмотрелись новостей обо мне и решили сами убедиться. Опять новые люди, опять важно завоевать их доверие, чтобы упростить себе жизнь в будущем. Один из них, «опер» женского поста, где я буду находиться, в конце моего рассказа формальности ради сказал, что если у меня будут проблемы, то надо обратиться к нему. Вскоре я смогу в этом «убедиться». И снова вокруг меня холодное непонимание.
Появляется тетя с толстым задом и веселым лицом. Как оказалось потом, веселая она от того, что она – «вертухай», а я – «правосек», и возмездие настигло меня в ее лице
Снова «боксА». Приятный женский голос нарушает тишину. Появляется тетя с толстым задом и веселым лицом. Как оказалось потом, веселая она от того, что она – «вертухай», а я – «правосек», и возмездие настигло меня в ее лице. Перемещаемся в комнату для досмотра – «шмона». И тут начинается квест: «найти запрещенные предметы». С чувством собственного превосходства эта тетя толстыми пальцами начинает рыться в моих вещах. Как это гадко, когда кто-то чужой считает себя достойным касаться, разбрасывать, переворачивать твои личные вещи: одежду, продукты, нижнее белье… Самое смешное начинается при проверке книг – их у меня штук 10, каждую страницу нужно открыть, а не пролистать. Плюс много тетрадей с моими записями.
– Что в этих тетрадях? – спрашивает меня огромная тетя.
– Мои мысли.
Она смотрит на меня с недоверием. Да, у меня иногда появляются мысли, заслуживающие того, чтобы их записать – хотелось с вызовом ответить тете.
Главным испытанием ее нервов стала Библия толщиной в 1500 страниц из тонкой папиросной бумаги. Тут «гестаповка» сдалась и листала не подряд.
Каждый сектор, то есть «пост» ограничен «локалкой» – железной решеткой. С каждым закрытием «локалки» сзади меня, я ощущаю, что все глубже закапываюсь в эти зыбучие пески
Итак, вещи проверены, и мы движемся вперед. Точнее вниз. По ступенькам спускаемся в какой-то подвал. Я по частям переношу с места на место свои пожитки, ей приходится меня ждать. Теперь поднимаемся вверх. Странный путь. Но оказалось, что всегда используется другой – наземный путь, а моя новая подруга решила развлечься. Из админздания заходим в корпус тюрьмы, и идем по бесконечным коридорам. Направо, налево, снова направо, вверх по ступенькам, я запуталась, в какой части корпуса нахожусь. Каждый сектор, то есть «пост» ограничен «локалкой» – железной решеткой. С каждым закрытием «локалки» сзади меня, я ощущаю, что все глубже закапываюсь в эти зыбучие пески. Проходим мимо телефона на полочке, он начинает непрерывно звонить. И эхо от этого звона разрывает тишину и кажется бесконечным. Он напоминает мне – это на самом деле.
По всему бесконечному коридору есть окна, но все равно темно. Стены снизу облицованы старым советским кафелем (прямо как в фильмах про зеков), а сверху покрыты дырчатым «короедом» со скопившимся на нем за годы слоем пыли. И кажется, на этих стенах большими буквами написано «БЕЗЫСХОДНОСТЬ». И запах безысходности стоит в воздухе. Я до сих пор помню его. Интересно, как будет выглядеть моя камера?
Кое-где «кормушки» открыты, из них выглядывают лица. Я навсегда запомню эти серо-голубые лица, не видевшие солнца годами. На них тоже написано «безысходность». Как я потом узнала – это «кормовые». В «блатных хатах» они оповещают о приближении комиссии со «шмоном хаты»
Идем дальше, стараюсь понять, сравнить с тем, как я себе это представляла. Бесконечная череда дверей камер. С теми самыми «кормушками», подвязанными веревками для проветривания. Кое-где «кормушки» открыты, из них выглядывают лица. Я навсегда запомню эти серо-голубые лица, не видевшие солнца годами. На них тоже написано «безысходность». Как я потом узнала – это «кормовые». В «блатных хатах» они оповещают о приближении комиссии со «шмоном хаты». Для пущей эффективности некоторые держат в руках зеркала – расширять угол обзора. Зрелище печальное. Но сейчас мне кажется, что это они от скуки и любопытства.
Подходим к камере, из «кормушки» которой выглядывает женщина лет сорока пяти с обесцвеченными волосами, которая сразу мне не понравилась. Особенно тем, что приятельски хихикает с «надзирательницей» – она мне явно не друг. Так и есть, открывается дверь именно этой камеры, затаскиваю туда свой скарб. И начинаю осознавать, что в этой реальности и с этими людьми мне предстоит провести неизвестно сколько времени.
Немає коментарів:
Дописати коментар