Палачи

Палач

Профессия палача во все времена была одной из самых загадочных. С одной стороны палачи были отверженными людьми, их сторонились и считалось зазорным пожать им руку. Де Ла Моль в романе Александра Дюма «Королева Марго» не смог заставить себя пожать руку парижскому палачу мэтру Кабошу, вылечившему его друга Кокконаса, и позже жестоко поплатился за это. Кабош честно исполнил свою работу, когда ему пришлось пытать де Ла Моля и измолол ему «испанским сапогом» кости на ногах. А вот Кокконаса, который пожал ему руку, Кабош пощадил, хотя и нарушил при этом свой служебный долг.

Палачам приходилось жить где-нибудь за городом, чтобы не смущать своим видом добропорядочных обывателей. И даже жен им приходилось искать в кругу себе подобных. Общаться с палачом никто не хотел. Существовало поверье, что если человек дотронется до палача или его орудия, то закончит жизнь на эшафоте. Поэтому в некоторых средневековых городах даже существовал такой обычай, что когда требовались его услуги палача, на окне у палача посыльный просто оставлял черную перчатку. Подмастерьев и учеников палачам часто тоже приходилось набирать из своей среды, поэтому нередко образовывались целые династии заплечных дел мастеров. А самой известной из них стала династия Сансонов во Франции, семь поколений которой исполняли свои непростые обязанности на протяжении полутора веков.

Ее основателем стал руанский палач Шарль Сансон, назначенный в 1688 году указом Людовика XIV главным палачом Парижа. Его предки были дворянами и участвовали в крестовых походах. Сам он, по всей видимости, из-за финансовых трудностей, женился на дочери руанского палача. Когда тесть в первый раз взял его с собой на казнь, Шарль грохнулся в обморок. Но привычка - великая сила. Постепенно он привык к виду отсеченных голов. По обычаям того времени должность палача в обязательном порядке передавалась сыну, либо, при его отсутствии, зятю исполнителя казней. Таким образом, Шарль Сансон унаследовал должность руанского палача.

Любопытно, что поскольку должность палача в семействе Сансонов передавалась от отца к сыну, чтобы не изменять этой традиции Шарлю Батисту Сансону пришлось вступить в должность в 8-летнем возрасте. 2 октября 1726 года он после смерти отца был утвержден решением парижского генерал-прокурора в должности исполнителя верховных приговоров королевского суда Франции. «Так как было невозможно, – писал хронист, – чтобы ребенок его возраста сам мог выполнять грустную обязанность, которою он был облачен, то Парламент дал ему в помощники палача по имени Прюдом, требуя, чтобы он хотя бы присутствовал при всех казнях, совершавшихся в то время, дабы придать им законный вид».

Особенно много работы выпало на долю парижского палача Шарля Анри Сансона, казнившего в период французской Революции Людовика XVI, Марию-Антуанетту, Дантона и многих других знаменитых и простых французов. Конечно введенная при нем в обращение гильотина во многом облегчила труд, но эмоционально быть исполнителем революционного террора было непросто даже палачу. По свидетельствам современников он был «чрезвычайно добрый, кроткий, привлекательный человек», щедро раздававший милостыню тем бедным, которые им не гнушались». Шарль Анри Сансон не выдержал конвейера казней времен Революции и ушел в отставку. Уже его сын Габриэль казнил Робеспьера.

Можно сказать, что династию палачей Сансонов подкосил «денежный вопрос». В 1840 году парижским палачом стал Клеман Анри Сансон. Он запутался в долгах, как в шелках. И осаждаемый кредиторами, заложил у ростовщика свое «орудие труда» - гильотину. Но едва он это сделал, как от судебных властей Парижа пришел приказ явиться для исполнения смертного приговора. Сансон бросился к ростовщику с просьбой выдать ему на непродолжительное время гильотину. Но ростовщик был непоколебим. В результате Сансон был отправлен в отставку в 1847 году.

Однако известная фамилия помогла ему спустя некоторое время разбогатеть. Его разыскал журналист д'Ольбрез и за 30 тысяч франков от имени издательства выкупил у него право воспользоваться его именем для издания книги. В 1863 году в Париже вышли шеститомные «Записки палача», редактором которых значился Клеман Анри Сансон. На самом же деле Клеман к этим «Запискам» не имел никакого отношения, их написал в соответствии со своей фантазией д'Ольбрез.

Другим палачом, получившем известность, стал Джованни Батиста Бугатти по прозвищу «Mastro Tittа» - «маэстро правосудия». Он был официальным палачом Папской области в 1796-1865 гг. и за это время отправил на тот свет 516 человек. Сначала Бугатти вешал и рубил головы, а с 1816 года начал казнить «римской» гильотиной, которая в отличие от «французской» имела прямое, а не скошенное, лезвие. Бугатти было запрещено покидать родной квартал Трастевере, кроме как по «служебным делам». А потому переход палача через мост св. Ангела сигнализировал римлянам, что казнь состоится немедленно и пора собираться на зрелище у лобного места. Чарльз Диккенс ставший как-то очевидцем его работы писал:

«Тело было увезено на телеге, нож тщательно вытерт, помост разобран, и все отвратительные приспособления убраны. Палач - человек, поставленный вне закона и под страхом смерти не смеющий перейти мост св. Архангела, кроме как для исполнения своих обязанностей, - удалился в свою берлогу, и представление было окончено».

О работе Бугатти писали также английский поэт Байрон и итальянский – Джузеппе Белли. Это и создало палачу популярность. Хотя сам он был набожен и скромен. Его семья подрабатывала, продавая туристам зонтики. Зарплата Бугатти была постоянной, но небольшой. Правда, когда в возрасте 85 лет он вышел в отставку, ему оставили «служебное жилье» и назначили ежемесячную пенсию в 30 скуди. Личные вещи и орудия труда Бугатти ныне хранятся в римском Музее криминологии.

Палачи в России – это отдельная песня. В XVII веке на Руси решили приобщиться к западноевропейской практике и завести «специально обученных людей» для исполнения смертных приговоров, которых становилось все больше и больше. Боярская Дума своим постановлением от 16 мая 1681 г. определила, «чтобы во всяком городе без палачей не бытии». Согласно этому постановлению воеводам надлежало подобрать добровольцев в заплечных дел мастера из городских и посадских людей. Если добровольцев не находилось, то следовало комплектовать штат палачей из бродяг, прельщая их постоянным заработком. В царствование Алексея Михайловича палачам полагался оклад – 4 рубля в год.

Однако профессия палача автоматически превращала ее владельца в отверженного. Его сторонились люди и отвращала от себя церковь. Палач практически пожизненно лишался духовного окормления и не допускался к причастию. А в народе его называли не по-европейски «палачом», а по-русски - «катом», что тоже выражало к нему свое отношение. Появилось присловие: «Кат - не брат, небось не помилует».

А чего ему было миловать, когда он был всеми отверженный. С ним гнушались сесть за один стол. Прикосновение рук палача считалось осквернением. Даже случайный взгляд на палача, считался нечистым и требовал особого очищения и молитвы Ивану Воину.

Все это вело к тому, что охотников идти в каты было немного. Воеводы то и дело жаловались, что «в палачи охочих людей не находится, а выбранные принуждением убегают». А особенно кадровая проблема обострилась в правление императрицы Елизаветы Петровны. В результате чего на свет появился Указ Сената от 10 июня 1742 года, который предписывал губернским правлениям обеспечить наличие в каждом губернском городе 2 штатных палачей, а в уездном - одного. Столицам - Москве и Санкт - Петербургу - надлежало постоянно содержать трех заплечных дел мастеров. Зарплату катам индексировали и приравняли к солдатской - 9 руб. 95 копеек в год.

Однако повышение зарплаты не решило проблемы. В 1804 году вся Малороссия осталась всего с одним штатным палачом. Генерал - губернатор Куракин направил в Санкт-Петербург представление с предложением официально разрешить набор в палачи преступников, осужденных за незначительные преступления. Указом Сената от 13 марта 1805 года было разрешено доверять исполнение казней тюремным сидельцам.

Поначалу такие палачи содержались в обычных тюремных камерах. Но вскоре стало понятно, что их нужно держать отдельно. Днем казнили они, а ночью сокамерники вполне могли казнить их. К тому же посетители тюрем стали жаловаться на встречи с катами, которые наводили на них ужас своей окровавленной одеждой и палаческим инструментом в руках. После этого для палачей стали строить специальные помещения в тюремных дворах.

Палач был фактически хозяином человеческой жизни. Как в романе Дюма «Королева Марго» Кабош искусно изобразил пытку Кокконаса, так и российские палачи умели выпороть человека кнутом, не причинив ему вреда. А могли и забить его кнутом насмерть. Для этого следовало только наносить удары в одно и то же место, разрывая внутренние органы: печень, легкие, почки, и вызывая обширные внутренние кровоизлияния.

Процесс порки кнутом любопытно описан Л.А. Серяковым:

«На плацу, как теперь вижу, была врыта кобыла; близ нея прохаживались два палача, парни лет 25-ти, отлично сложенные, мускулистые, широкоплечие, в красных рубахах, плиссовых шароварах и в сапогах с напуском. Кругом плаца расставлены были казаки и резервный батальон, а за ними толпились родственники осужденных.

Около 9-ти утра прибыли на место казни осужденные к кнуту, которых, помнится, в первый день казни было 25 человек. Одни из них приговорены были к 101-му удару кнутом, другие - к 70-ти или 50-ти, третьи - к 25-ти ударам кнута. Приговоренных клали на кобылу по очереди, так что в то время, как одного наказывали, все остальные стояли тут же и ждали своей очереди. Первого положили из тех, которым был назначен 101 удар. Палач отошел шагов на 15 от кобылы, потом медленным шагом стал приближаться к наказываемому; кнут тащился между ног палача по снегу; когда палач подходил на близкое расстояние от кобылы, то высоко взмахивал правою рукою кнут, раздавался в воздухе свист и затем удар. Палач отходил на прежнюю дистанцию, опять начинал медленно приближаться и т. д. ( ... ) первые удары делались крест накрест, с правого плеча по ребрам, под левый бок, и слева направо, а потом начинали бить вдоль и поперек спины. Мне казалось, что палач с первого же раза весьма глубоко прорубал кожу, потому что после каждого удара он левою рукою смахивал с кнута полную горсть крови. При первых ударах обыкновенно слышен был у казнимых глухой стон, который умолкал скоро; затем уже их рубили как мясо. Во время самого дела, отсчитавши, например, ударов 20 или 30, палач подходил к стоявшему тут же на снегу штофу, наливал стакан водки, выпивал и опять принимался за работу. Все это делалось очень, очень медленно.

Под кнутом, сколько помню, ни один не умер (помирали на второй или третий день после казни)».

Западных палачей любят изображать в черных костюмах и красных колпаках-масках. У российских единообразной формы не было, поэтому они порой изобретали ее себе сами. Например, писали, что известный сахалинский палач Комлев, отличавшийся жестокостью при проведении экзекуций, «даже особый костюм себе выдумал: красную рубаху, черный фартук, сшил какую-то высокую черную шапку». Любопытно, что в этот период времени во Франции наоборот обряжали в красные рубахи приговоренных к смерти.

Но чем дальше, тем с палачами в России становилось все хуже и хуже. Говорят, что в апреле 1879 года после предоставления военно-окружным судам права выносить смертные приговоры, на всю Россию нашелся один-единственный палач по фамилии Фролов, который под конвоем переезжал из города в город и вешал осужденных.

В начале ХХ века дефицит на палачей сохранился. Так для политических казней использовался палач Филипьев, которого всякий раз приходилось доставлять из Закавказья, где он постоянно проживал, чтобы повесить очередного революционера. Говорят, что в прошлом кубанский казак Филипьев сам был приговорен к смерти, но выменял себе жизнь на согласие заделаться палачом. Он был не самым искусным заплечных дел мастером, но в сложной ситуации его выручала физическая сила. Журналист Владимиров рассказывал, как Филипьев вешал Каляева:

«Тогда он был сильно пьян. Надев петлю ему на шею, он подтянул веревки не до состояния натянутости, а таким образом, что, когда веревка натянулась, тело Каляева сильно опустилось книзу и коснулось ногами пола эшафота; он сразу весь затрепетал в конвульсиях и вызвал ужас среди присутствующих. Тут находился между прочим барон Медем, который резко крикнул на палача и обругал его, и тот, схватив другой конец веревки, сильным движением всего тела легко приподнял на воздух мучившегося в предсмертных судорогах Каляева и таким образом ускорил ему смерть».

После Каляева там же в Шлиссельбургской крепости Филипьев казнил Васильева, приговоренного к смерти за убийство в Петербурге помощника пристава в августе 1905 года, и Гершкевича, приговоренного за покушение на пристава и убийство дворника. Он же должен был повесить лейтенанта Шмидта, но до Березани не добрался, получив по дороге рану в Новороссийске. Пришлось искать ему замену. А вскоре и вовсе пришлось искать нового палача. Филипьева под видом бродяги переправляли домой в Закавказье. Но арестанты, следовавшие вместе с ним, узнали кто он такой и убили.

Совсем непонятно откуда же появилось видимо-невидимо палачей после Октябрьской революции и в годы сталинских репрессий. Остается лишь предположить, что это было вызвано изменением статуса палача. Из отверженного он превратился в важного человека, вершителя человеческих судеб.

Впрочем, изменения отношения в обществе к заплечных дел мастерам произошло практически повсеместно. Сейчас журналисты почитают за удачу взять у них интервью. О них пишут книги, снимают фильмы.

Например, в 2005 году вышел на экраны фильм «Последний Палач» (The Last Hangman), рассказывающий о жизни государственного палача Великобритании Альберта Пирпойнта, который в период с 1934 по 1956 годы повесил 608 осужденных, получая за каждое исполнение приговора по 15 фунтов стерлингов. Еще он прославился тем, что мог выполнить казнь за рекордно короткое время – 17 секунд. Но сценаристов и режиссера привлекло в нем другое. А именно - сюжетная линия о том, что Пирпойнт вынужден был казнить даже своего друга, но после этого у него в душе что-то надломилось, и он попросился в отставку.

Во Франции тоже есть своя звезда палаческого искусства – Фернан Мейсонье, который в период с 1953 г. по 1957 год он казнил на гильотине около 200 повстанцев в Алжире. Он славился и тем, что не давал упасть голове в корзину, успевая ее подхватывать, чтобы продемонстрировать, что работа выполнена исправно. Хотя Менсонье был продолжателем палаческой династии, но его в этой профессии привлекла сугубо материальная сторона - высокая зарплата, бесплатные поездки по миру, право иметь боевое оружие и даже льготы по содержанию пивной. Он и сейчас зарабатывает на своей гильотине, выставляя ее в различных музеях.

В Саудовской Аравии известен палач Мохаммед Саад аль-Беши, который приводит в исполнение самые главные приговоры. Его орудие труда - традиционный арабский меч – скимитар – с изогнутым клинком, достигающим в длину более метра, которым его премировало правительство за хорошую работу.

Одним из самых знаменитых палачей в современной истории США стал Роберт Грин Эллиот, числившийся в должности «штатного электрика» в тюрьме Dannemora. В период с 1926 по 1939 год Элиот посредством электрического стула отправил на тот свет 387 человек. За каждого казненного человека он получал гонорар в размере 150 долларов. В своей автобиографической книге Элиот описал свое профессиональное ноу-хау:

«За годы работы мне удалось усовершенствовать казнь на электрическом стуле. До меня использовалось напряжение в 500 вольт, которое спустя одну минуту поднималось до 2000 вольт. В этом случае приговоренный мучительно умирал 40 – 50 секунд. Я же сначала включал сильное напряжение в 2000 вольт, которое мгновенно сжигало все внутренние органы человека, и только после этого постепенно понижал разряд».