Взрыв в метро
41- 25.08.2015, 8:38
- 16,368
Продолжение книги Андрея Санникова «Белорусская Американка или выборы при диктатуре».
Начало публикаций здесь.
- За стенами «Американки» между тем разгорался серьезный финансовый кризис. Чуда не произошло. Вброс режимом сотен миллионов долларов на подкуп избирателей, на колхозный пиар и укрепление репрессивного аппарата привел, как мы и предсказывали, к валютной лихорадке, девальвации и подвел Беларусь к пропасти дефолта. Начиналась паника из-за отсутствия валюты в обменниках.
В то же время дела против нас разваливались. Видно было, что никак не получалось склеить ни заговора, ни попытки государственного переворота, ни даже захудалого шпионского дельца. Западные санкции могли стать реальностью, а Кремль выручать не торопился.
И вот в этот катастрофический для Лукашенко период 11 апреля 2011 года происходит взрыв в минском метро, теракт.
В мою камеру буквально ворвался начальник тюрьмы Орлов. С порога начал орать, обращаясь ко мне:
- Это все вы и ваши друзья!
- Что случилось? - я был ошарашен.
- Включайте телевизор, смотрите новости! Теракт в метро!
- Так вы же сигнал отключили.
- Я говорю включайте и смотрите, там кровь, жертвы, раненые, убитые. Вы этого хотели?
Взрыв произошел на станции метро «Октябрьская», центр города, район, в котором я вырос. Я сообразил потребовать список пострадавших, как только он появится. Могли быть знакомые. Но первая мысль была о Даньке, который очень любил кататься на городском транспорте, не один, конечно, со взрослыми.
На следующий день, когда предполагаемых террористов задержали, меня доставили в кабинет к Орлову, и он стал мне показывать видеозаписи якобы с камер наблюдения. Различить что-то на экране было сложно, но все же я увидел, что на записях фигурировали разные люди, а не один «установленный» террорист. Орлов суетился, расхваливал работу КГБ и милиции, вновь возвращался к видеозаписям, настаивал, чтобы я смотрел внимательнее. Я вернулся в камеру, не зная, чего ожидать дальше.
Наконец принесли список пострадавших. 14 погибших и раненые. Знакомых имен не было, но список был страшным. Погибли люди.
Очень быстро власти озвучили предполагаемые мотивы совершения теракта. Два из них были политическими: дестабилизация обстановки и действия молодежных радикальных групп. Третья версия — исполнитель был психически нездоров. Председатель КГБ Зайцев и вовсе выдал изначальный гэбешный план, заявив, что теракт в метро — месть за суды над оппозиционерами.
Сразу же вспомнилось, что нам, арестованным 19 декабря, пытались шить организацию массовых беспорядков именно с целью дестабилизации обстановки в стране. Дальше — больше: по прямому указанию Лукашенко начались допросы оставшихся на свободе оппозиционеров. Лукашенко, а вслед за ним послы Венесуэлы и Кубы озвучили версии о причастности западных государств к теракту в метро, а Лукашенко стал истерично на публику требовать выражений соболезнований от этих государств, хотя все они публично осудили теракт и предложили помощь жертвам.
Стало понятно, что диктатура нашла способ отвлечь внимание населения от катастрофического положения в стране, сбить волну солидарности с политическими узниками и переложить на Запад вину за крах в экономике.
Были обнародованы имена подозреваемых: Дмитрий Коновалов и Влад Ковалев. Все дальнейшее походило на плохой спектакль, в конце которого Коновалов и Ковалев были расстреляны. Ни во время следствия, ни во время процесса не было найдено и предоставлено убедительных доказательств вины двух молодых людей 25 лет. Напротив, все больше становилось вопросов и сомнений в их причастности к трагедии в метро.
Единственная версия, которая логично объясняла это чудовищное преступление, состояла в причастности к его совершению спецслужб. Эту версию все чаще озвучивали и на воле. Некоторые СМИ на Западе прямо писали, что больше всего теракт был выгоден Лукашенко.
Аргументы в пользу этой версии были видны и внутри «Американки». Когда я узнал время совершения теракта, то вспомнил, что Орлов вломился ко мне в камеру меньше чем через час после взрыва. Никаких версий еще не было и быть не могло, а он уже кричал о теракте с политическими целями.
Орлов сообщил мне при очередной «беседе», что подозреваемые уже несколько дней содержатся в «Американке».
- Они либо не террористы, либо вы политических боитесь больше террористов, - сказал я.
- Это как?
- Ну, специально для нас здесь появились «маски» с определенным заданием, а «опасных преступников» охраняют в штатном режиме.
На следующий же день меня вновь повели к Орлову, как я понял, только для того, чтобы я в конце коридора увидел со спины маленькую девчушку и сопровождающего ее охранника в маске. Только вот охранник вел девушку чрезвычайно деликатно и спиной был похож на одного из «наших» вертухаев.
Позднее со Змитром Бондаренко мы сопоставляли свои впечатления о поведении гэбешников после теракта. Ему Орлов тоже показывал видеозаписи камер наблюдения в метро и обратил его внимание, что Коновалова в метро вели несколько человек. Мы также вспомнили крайне нервозное поведение гэбешников накануне теракта, они явно чувствовали себя не в своей тарелке. Шуневич даже накануне теракта обронил, что «ястребы» не дремлют. В одной из «бесед» с Змитром Орлов признался, что после теракта и его «блестящего» расследования рейтинги Лукашенко пошли вверх.
После взрыва в метро стали в спешном порядке готовить суды над основными фигурантами дела по 19 декабря. Первоначально предполагалось, что следствие и знакомство с делами продлятся до середины мая, но нам ужали все сроки, и уже в апреле пошли суды.
Уверен, что по задумке сценаристов наших судебных процессов и раскрытия теракта в метро, эти дела должны были пересекаться. Нас должны были связывать с террористами, если не напрямую, то в плане общей цели: дестабилизации ситуации в Беларуси.
Но наши дела рассыпались, люди не верили в то, что теракт совершили Коновалов и Ковалев, солидарность с политзаключенными не ослабевала, и власти вынуждены были от превоначального замысла отказаться. Сейчас им важно было как можно быстрее засадить нас за решетку и разделаться с «террористами».
В этот момент режим прибег к уже испытанному способу оправдать свои действия мнением международного эксперта. На этот раз были не эксперты ОБСЕ, как в делах Автуховича и Бебенина, а целый генеральный секретарь Интерпола Рональд Ноубл. Он примчался в Минск по приглашению спецслужб через месяц после взрыва в метро и не скупился на выражения восторга по поводу «беспрецедентно высокого уровня расследования преступления». Естественно, о расследовании он знал только со слов гэбешников.
На самом деле Рональд Ноубл продемонстрировал беспрецедентный уровень цинизма, приехав в разгар политической расправы над оппозицией для того, чтобы поддержать палачей из КГБ, руководивших этой расправой.
Руководитель Интерпола продолжил гнуть свою линию и дальше. Когда спешно и подло расстреряли Коновалова и Ковалева, что вызвало возмущение общества и острую критику действий режима и Интерпола, он обвинил СМИ в необъективности и вновь поддержал диктаторский режим.
После суда над «террористами», который был откровенным издевательством над логикой, все вещественные доказательства были уничтожены властями. Так поступают только для того, чтобы замести следы.
Андрей Санников: Я остаюсь кандидатом в президенты
- 27.08.2015, 10:34
- 6,984
«Я требую проведения президентских выборов под международным контролем», - заявил политик.
Сайт charter97.org продолжает публиковать отрывки из книгиАндрея Санникова «Белорусская Американка или выборы при диктатуре».
Начало публикаций здесь.
- После приговора я решил изменить свои отношения с начальником СИЗО Орловым. До суда я старался не поддаваться на его провокации, не конфликтовал с ним, хотя это было сложно, особенно когда он срывался на истерики, иногда показные, а иногда, как мне казалось, настоящие. Предсказуемо меня привели к нему на следующий после суда день. Он попытался продолжить со мной беседу о том, что я был неправ, а каратели правы. Я оборвал его и задал простой вопрос: по какому праву он, Орлов, считает возможным выволакивать меня из камеры для того, чтобы поговорить, показать свою власть, потешить самолюбие? Как ни странно, это сработало, Орлов замолчал и вызвал конвоира, который отвел меня в камеру.
Расчет мой был простой: я хотел как можно скорее вырваться из «Американки». Предсказать поведение моих палачей было сложно. Меня могли оставить в «Американке» до рассмотрения кассации, чтобы продолжить программу психологической и физической обработки. Могли перевести в СИЗО МВД на «Володарку». Могли отправить куда-нибудь в СИЗО №8 в Жодино, известный беспределом администрации, вообще в любую тюрьму. Я надеялся, что конфликт с Орловым ускорит мою отправку именно на «Володарку».
Как ни странно, мой примитивный расчет сработал, и уже через два дня, 18 мая, я заехал на «Володарку».
Меня туда уже возили на пять дней в начале января 2011 года. Возили для устрашения и запугивания моих родных. Этап был тайным, меня просто выдернули из камеры и, ничего не объясняя, затолкнули в «газель» с тюремными отсеками. Ехали недолго, выгрузили и завели под своды Пищаловского замка, то есть «Володарки». Как, видимо, радовались палачи, представляя панику среди моих родных. Я вдруг «исчезаю» и никто не знает моего местонахождения, ни семья, ни адвокат, хотя по закону должны были сразу же уведомить семью о смене места заключения. Не сообщили ни сразу, ни задним числом.
Несмотря на непонятный контингент в камере «володарки» и двух явных «наседок», я там немного передохнул после гэбешных пыток. Мне подкинули сигарет, помогли постираться, зашили куртку, в ярости порванную вертухаем «Американки». Зек, зашивавший оторванный рукав на мой протест - «я сам зашью» - ответил:
- Дайте мне хоть что-то для вас сделать. К тому же, вы сможете потом рассказывать, что куртку вам чинил потомок московского генерал-губернатора Дмитрия Владимировича Голицина.
«Володарка»
Перевод на «Володарку» после суда дал возможность немного восстановиться, хотя всевозможные боли и последствия подагры и отита продолжали напоминать о себе. Начальство «Володарки» не лютовало, видимо, не получило конкретных указаний. Стали поступать газеты, письма. В камере тоже не было напряжения. Сокамерники, «мент» и «коммерс» особо не лезли с разговорами.
Главное — наконец увиделся и с Ирой, и с мамой. Через стекло и телефонные трубки, с ужасным скрежетом в динамиках, прослушкой и под присмотром, но мы увидели друг друга вживую, поговорили и о себе, и о Даньке. Создалась опасная иллюзия, что худшее уже позади.
Единственное, что беспокоило администрацию «Володарки», это то, чтобы я как можно скорее уехал на этап, от греха подальше. Начальник тюрьмы несколько раз настойчиво просил меня написать заявление о том, что я добровольно прошу направить меня в колонию, не дожидаясь рассмотрения «касатки», кассационной жалобы на приговор. Я отказывался.
На «Володарке» был один замечательный эпизод. Оля, жена Змитра Бондаренко, которого тоже перевели в эту же тюрьму, договорилась с Ирой попросить свидания с нами в одно время. У них все получилось. На «Володарке» заключенных собирают по камерам, а затем ведут подвальным коридором Пищаловского замка в помещение для свиданий через стекло. Обычно это десять человек. Во время этого сбора и прохода удается пообщаться с другими заключенными, что-то узнать из последних тюремных новостей, что-то сообщить о себе. Оля правильно рассчитала, что, если свидание будет в одно время, мы с Змитром сможем пообщаться.
Мы не виделись пять месяцев, со дня ареста. Приобнялись, проходя по подвальному коридору Пищаловского замка к помещению для свиданий, обменялись новостями, сверили свое понимание ситуации. Женам удалось организовать наше свидание и во второй раз. Змитер уже был «на больничке», предстояла операция. Это его беспокоило, и меня пугало больше всего. Делать операцию, находясь «под колпаком» у КГБ, означало без преувеличения рисковать жизнью.
За две недели до этапа меня перевели в другую камеру. Там было 15 человек. Был июль, стояла невыносимая жара, даже ночью было трудно дышать, мучили головные боли. Камера была населена в основном б/с — бывшими сотрудниками. Так тюремные администрации называют осужденных или обвиняемых сотрудников различных силовых органов, по которым Беларусь бьет мировые рекорды.
Постепенно выяснилось, что среди б/с были спецназовцы, которые участвовали в разгонах наших акций протеста. Не последней, 19 декабря 2010 года, а предыдущих, в том числе и в 2006 году после президентских выборов.
Самым подленьким в камере по отношению с сокамерникам был спецназовец, который истово молился и так же истово «качался». Это вообще нередкое явление в тюрьмах. Отпетые негодяи, которые и в тюрьме ведут себя подло, становятся отчаянно набожными. Они воспринимают религию очень просто: считают, что существует она именно для того, чтобы они любые свои грехи могли замолить. Своеобразная стиральная машина, где вместо порошка — набор молитв.
Один из спецназовцев веселил всех своими рассказами о грабежах в Германии.
Выпивал он с друзьями где-то недалеко от литовской границы, и один из собутыльников рассказал, какие в Германии дурацкие законы: если ограбить банк на сумму менее 30 000 евро, то можно отделаться даже условным сроком. Нашего героя очень эта информация заинтересовала. Выпили еще и решили податься на заработки. Пошли на дело прямо из-за стола, по лесным тропкам перешли границу и оказались в Литве. Там связались с организатором ограблений, выходцем из Беларуси, который обеспечил им транспортировку в Германию (благо в Шенгенской зоне границы отсутствуют).
- А ты расскажи, в чем ты границу переходил, - предвкушал удовольствие смотрящий Миша, который знал эту историю наизусть.
- Как в чем? В шортах и тапочках, - отвечал грабитель под хохот камеры.
- А немецкий ты знаешь? - не унимался Миша.
- Какой немецкий, - обижался грабитель, - мне на картонке писали что-то. Я был с игрушечным пистолетом и в шапочке. Ее не надо было даже на лицо натягивать. У них там видеокамеры сверху и главное — голову не подымать.
Ограбив таким образом несколько отделений банков и получив свою долю, наш сокамерник отправился восвояси, причем таким же образом: без документов. Удивительно, но и на обратном пути он не попался. Дома купил машину и лет пять жил себе, не зная горя, пока его не взяли с помощью немецкой полиции, приехавшей для этого в Беларусь. Он сожалел, что суд будет в Беларуси, а не в Германии, где некоторые его подельники уже отсидели и вышли, видимо, чтобы продолжать грабить немецкие банки.
Я остаюсь кандидатом в президенты
Меня изрядно помотали по тюрьмам, пришлось пройти 4 тюрьмы (3 из них по два раза), три колонии, восемь этапов.
В 2011 году, уже после суда, из тюрьмы я обратился с требованием проведения второго тура выборов. Это был рискованный шаг для моей дальнейшей тюремной судьбы, который грозил новыми провокациями, но я считал себя обязанным сделать его. Тяжелая экономическая ситуация в Беларуси грозила коллапсом, мировая солидарность с политзаключенными была на самом высоком уровне за все время существования режима Лукашенко. Надо было что-то делать, а международное сообщество и оппозиция сосредоточились на освобождении политзаключенных. Это не могло и не должно было быть стратегической целью.
Заявление я передавал и в «малявах», и в письмах. Более-менее точный текст дошел и был опубликован в независимой прессе.
Привожу его в том виде, в каком он появился в СМИ в конце мая 2011 года:
Сегодня Беларусь переживает самый серьезный кризис за 20 лет своей независимости. Тяжелая ситуация в экономике, валютно-финансовой, социальной и политической сферах является прямым следствием беззакония властей во время президентских выборов 2010 года. Кредит доверия, который выдавали властям накануне выборов граждане Беларуси, наши соседи, все мировое сообщество, был не просто подорван: режим использовал его, чтобы нагло и цинично ограбить народ Беларуси, украсть у избирателей голоса, лишить их права выбора.
К сожалению, оправдываются самые худшие прогнозы развития ситуации в Беларуси после выборов. Удержание власти Лукашенко приведет нашу страну к катастрофе. Неспособность нынешнего режима управлять Беларусью была очевидна давно и сегодня проявляется во всех своих пагубных последствиях. Никакие рокировки преданных слуг режима в составе правительства в рамках существующей политической системы не дадут никаких положительных результатов. Дальнейшего расцвета «стабильности» Беларусь не выдержит.
Мировое сообщество не признало результатов президентских выборов в Беларуси. Это произошло не впервые, но в этот раз со всей очевидностью понятно, что Лукашенко не воспринимается более как партнер в международных отношениях никем: ни Европой, ни Россией, ни США. У него нет поддержки в Беларуси. Никакие пропагандистские заклинания о мифических процентах, якобы полученных Лукашенко на выборах, никого не вводят в заблуждение. Даже в КГБ, как мне удалось убедиться, не верят в объявленные результаты и хорошо знают о фальсификациях. Белорусские и международные наблюдатели однозначно зафиксировали многочисленные нарушения и фальсификацию итогов голосования.
Как кандидат в президенты на выборах 2010 года я не признаю их результатов и считаю их сфальсифицированными. Считаю, что дальнейшее сохранение в Беларуси нынешней власти и нынешней политической системы грозит тяжелейшими последствиями для страны, и прежде всего – для благосостояния граждан.
В то же время я убежден, что сегодня сохраняется возможность выхода из кризиса. Я даже готов признать, что 19 декабря 2010 года состоялось голосование на президентских выборах в Беларуси. Итоги этого голосования, по оценкам внутренних и международных наблюдателей, свидетельствуют о том, что первый тур не выявил победителя выборов. Лукашенко необходимо признать, что 19 декабря 2010 года он не набрал необходимых для победы 50 процентов голосов.
Несмотря на публичные заверения Лукашенко, что среди альтернативных кандидатов лидирует другой человек, ЦИК был вынужден признать вторым мой результат.
Если Лукашенко в состоянии адекватно воспринимать реальность и действительно считает, что у него есть поддержка в народе, то президентские выборы необходимо завершить. Это вернет в Беларусь законность и остановит надвигающуюся катастрофу.
Я не слагаю с себя полномочий кандидата в президенты Республики Беларусь и требую проведения второго тура президентских выборов под международным контролем. Прошу граждан Беларуси поддержать это мое требование. Судьба страны сегодня зависит от каждого из нас.
Это заявление я сделал, находясь на «Володарка». Вскоре меня отправили на этап. Если бы лидеры оппозиции, те, которые в отличие от меня были на свободе, смирив амбиции, поддержали такую стратегию, был бы шанс. К сожалению, история Беларуси последних двадцати лет — это история упущенных возможностей.
Немає коментарів:
Дописати коментар