Политический беженец: 100 лет назад власть в России взяли бандиты и правят до сих пор
Живущим в России не нравится ситуация, в которой оказалась страна, однако они не могут связать свои проблемы с президентом Владимиром Путиным. Об этом в интервью "Обозревателю" рассказали беженцы из Российской Федерации Владимир Ионов (ВИ) и его супруга Ольга Браун (ОБ).
Супруги рассказали о том, как им удалось перейти российско-украинскую границу, а также поведали о трудностях жизни в Украине и общения с украинскими чиновниками.
Владимир Иванович, вы приобрели практически всемирную известность как активист движения "Солидарность". Вы - постоянный участник протестных мероприятий, причем чаще всего в форме одиночных пикетов. Против чего вы ходили? С каким плакатами? Что требовали? И во что это вылилось?
ВИ: Без малого сто лет назад, в 1917 году, власть в России взяли бандиты. Эта власть существует до сих пор с маленькими отклонениями: Хрущев, Горбачев, Ельцин. Были попытки как-то изменить ситуацию, но сейчас мы вообще вляпались в дерьмо в виде Путина, являющегося КГБшником. Это преступная организация, которая занимается провокациями; это преступники, и сейчас они рулят страной.
Владимир Иванович, многие ли люди, живущие сейчас в России, понимают, что происходит на самом деле?
ВИ: Большинство людей ни в одной стране не понимает, а в России - тем более. В России частной собственности не было. Там люди - фактически не взрослые — дети. А дети — это "Моя хата маленькая — печка да забор". В лучшем случае занимаются семьей и все. То, что делается в стране, не говоря уже о мире, что твоя страна движется по встречной полосе после Крыма — это вообще мало кого интересует. Мало кто знает об этом.
Страна и весь мир - под боковым зрением. А пристальное зрение — это моя шкура. Так в любой стране. А в России это особенно чувствительно, потому что собственников не было. Всегда людей водили за папой, за мамой, за армией, за военно-морским флотом, за партией, за правительством. Самостоятельных людей нет. Их очень мало. Как только они появляются, их зачищают: либо выкидывают за границу, либо на тот свет, либо в тюрьму.
Давайте поговорим об одной из таких зачисток, в которой вы оказались непосредственным участником. Вы стали первым, против кого было возбуждено уголовное дело по статье 212 Уголовного кодекса России: "Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо собрание, организация и проведение митингов или пикетов". Что вы натворили?
ВИ: По поводу организации - это вранье. Я никогда ничего не организовывал, я просто выходил на одиночный пикет, чтобы продемонстрировать, что "король - голый", потому что люди этого не видят. А мне уже достаточно лет, и я вижу, что король голый. Поэтому я хотел сказать: "Ребята, так нельзя!" И ничего я, конечно, не организовывал. Потому что у нас самовластие, и важно, чтобы убрали этого отморозка Путина.
Что было написано на плакате?
ВИ: Например, "Путин жив — ума не надо". "Шариков жив — и Путин работает". "Путин — сидеть" - этот плакат мне очень нравился. Очень нравился плакат: "Путин — наш геморрой". Этот плакат вызывал больше всего ликования, люди хлопали.
Ольга Юрьевна, два слова об истории знакомства. Как встретились? Как увиделись? О чем первый раз разговаривали? Где это произошло?
ОБ: Мы были на пикете, но особо не разговаривали. Потом мы ходили на лекции Чубайса. На меня более всего произвело впечатление нападение на него НОДуновцов, когда на него плеснули какой-то гадостью.
Но это национально-освободительное движение?
ОБ: Что там национально освобождается? Не могу понять, от чего? От совести, наверное. Ему плеснули в лицо этой гадостью, и я была в ступоре полном. Потом пошла защищать.
"Есть женщины в русских селениях", я бы сказал вслед за поэтом. Потом я знаю, что вы сыграли очень большую роль в решении о переходе границы в Украину. Расскажите о том, как проходил суд, и когда было принято решение о том, чтобы переходить границу? Состоялся пикет. Одиночный пикет. На котором, как мне стало известно, к вам подошел неизвестный мужчина, стал рядом, пикет стал массовым, несогласованным. У нормального человека это в голове не помещается, но это реалии сегодняшнего дня. Вам светило три года. Какие обвинения предъявлялись?
ВИ: Поскольку пикет был якобы не одиночный, мне инкриминировали то, что я нарушая закон об одиночным пикетировании, выходил всегда с кем-то, кто всегда исчезал, но неважно. В полиции были заявления и свидетельства о том, что мы были вдвоем, втроем или вчетвером.
Этих людей никогда не было в суде?
ВИ: В суде их никогда не было, естественно, да и в органы внутренних дел их иногда забирали.
Накануне возможного вынесения приговора, отвечая на вопрос, готовы ли вы отправиться в места лишения свободы, вы сказали : "Да". А что сказали вы, Ольга Юрьевна?
ОБ: Нет. Я связалась с разными друзьями (слава Богу, их очень много), мы продумали, как мы будем сваливать из родины. Перешли границу.
Вы так просто об этом говорите. Это же граница.
ОБ: Поля, огороды никто не отменял. Это все прозрачно, на самом деле. Перешли границу. Был "сусанин", который оказал нам помощь за хорошую суму. Перешли контрольно-пропускной пункт, оказались в Харькове.
Что делали в Харькове? Вы вообще понимали, что совершили государственное преступление, по Уголовному кодексу?
ОБ: Дело в том, что государства, как такого, нет. Есть ОПГ. Организованная преступная группировка, которая пересматривает законы, которая уже надругалась над Конституцией. То, что они творят, - за гранью добра и зла. Власть не то, что преступная, она, наверное, еще и сумасшедшая. Я как-то спросила свою маму, невропатолога, еще года два назад: "Слушай, может, они психически как-то больны". Она изучала психиатрию. Она говорит: "Нет. Они все здоровы и мерзавцы". Это сказала моя старенькая мама. Они гнобят свой народ. Они разворовали все, что могут. Они уничтожают все программы. То есть, все деньги, которые получали мы за нефть и за газ, на эти деньги можно было и науку развивать, и медицину, и образование, и дороги построить. А ведь в стране разруха, полная разруха. И в головах.
А народ бездействует?
ОБ: А народ бездействует. Значит, такой народ.
ВИ: Народ такой власти достоин.
ОБ: Достоин, конечно. Когда аннексировали Крым, я думала, что вся Москва выйдет. А вышло 20 или 30 тысяч. Нас же было всего ничего. А сейчас вообще ничего.
Москва — это отдельное государство?
ОБ: Думаю, да.
Сильно ли отличается восприятие происходящих событий в Москве и в остальной России?
ОБ: Я не могу так судить. Я как-то была в Ярославской области и общалась с врачами. Они очень против того, что было еще два года назад. Они понимают некоторые вещи, но до них очень мало информации доходит, и в Интернете они не очень сидят. Видимо, нет у них такой возможности. Очень много недовольных, но они не могут логически связать "пахана" и все остальное, откуда ноги-то растут. Это меня более всего поражает.
Владимир Ионов и Ольга Браун
Есть сегодня лидер у протестного движения?
ОБ: Лидеры? Я думаю, нет.
Их зачистили или они просто еще не родились?
ОБ: Думаю, они есть где-то, и они появятся, когда будет ситуация. Конечно, зачистили колоссально. Они убивают. У них же план: убивать, убирать всех тех, кто не согласен.
Владимир Иванович, насколько я знаю - те события, благодаря которым о вас заговорили в Украине и в России, — это далеко не первое ваше столкновение с властью. Насколько я понимаю, вы — бунтарь по жизни, да? Когда все это началось?
ВИ: Началось это очень давно. Дело в том, что я просто жил в семье, в которой родители — простые инженеры, но они считали, что все в мире устроено справедливо, и я не сомневался, что все в мире устроено справедливо. И как только я разобрался, что несправедливо, я просто начал приходить к чиновникам и говорить, что нужно то-то и то-то. Меня отсылали. Я говорю: "Слушай, дорогой, ты тут сидишь для того, чтобы нам было хорошо".
Там милицию вызывали и все. Я считал, и мои родители считали, что мир устроен справедливо.
Давайте уточним: это брежневский период, да?
ВИ: Это еще советский период. Я в психушке отсидел 11 суток при советской власти. Я писал, что советская власть — режим бездарностей и насильников, и подавал в издательство.
Какой диагноз ставили?
ВИ: Диагноза я не знаю, но дело в том, что таких как я, я недавно выяснил, оказалось 800 тысяч человек. Они просто ставили какой-то диагноз, что человек "с приветом". Потом отпускали. Я после этого уехал под Рязань, и там кочегарил. Таких, как я, они ставили на учет, чтобы потом психушка была. А все равно во мне это осталось. И когда появилась возможность писать и выступать, я начал выходить, чтобы свои пять копеек внести, чтобы сказать: "Ребят, ну голый король. Одумайтесь, оглядитесь. Где вы вообще живете? Ведь кроме собственной шкуры, есть страна и есть мир. Если твоя страна идет по встречке, то дело может закончиться очень плохо".
Какой была традиционная реакция людей, которые проходили мимо вас и видели ваш пикет?
ВИ: Большинство людей, конечно же, проходило вообще мимо. Занимались своими делами. Это нормально. Из тех, кто реагировал, конечно же, большинство одобряли. Показывали большой палец, подходили, благодарили, говорили, что я чуть ли не лучшее, что есть в Москве. То есть было одобрение. Но были, конечно, люди недовольные: "Что ты выходишь, что тебе надо?" Особенно пьяные. Пьяные мнимые патриоты сразу начинают лезть в драку.
Чем выше "градус", тем больше чувство патриотизма?
ВИ: Удивительно. Это удивительно. А потом, конечно, подходили проплаченные, и я просто говорил, людям, которые меня благодарили: "Постойте немножко как свидетели." И они стоят. Я использовал как бы свою популярность. Говорил человеку: "Слушай, есть время, постой, потому что у меня проблемы бывают".
Многие становились?
ВИ: Да, останавливались многие. И какое-то время стояли.
Ольга Юрьевна, как с бунтарем живется?
ОБ: Очень хорошо. У него замечательный характер.
О чем вы дома, кроме политики, говорите?
ОБ: О детях, о тех, кто там остался, о друзьях.
Как друзья отнеслись к вашему решению переехать?
ОБ: Абсолютно поддержали. Очень мало людей знало, потому что я боялась рекламировать, но все поддержали. Одна сказала, которая не была нам другом: "Он должен вернуться обратно и отсидеть". Но она немножко не в себе, повернута на церкви. А так абсолютно все поддержали.
Я записал одно ваше интервью о том, с чего все начиналось. Там вы произнесли такую классную фразу: "Я спекулянт. Книжной торговлей всю жизнь занимался. Жил весело, легко и несерьезно. Только ошибок немного наделал, нагрешил".
ВИ: Конечно, жизнь — сплошная ошибка, это правда.
О каких ошибках жалеете больше всего?
ВИ: Практически обо всех. Я слишком много жил с мамой и папой, слишком много было любви и слишком мало учения. Просто я не самостоятельный. И я смотрю на других. Детей баловать надо, но в меру. Человек либо самостоятельный, либо нет. Чем ребенок отличается от взрослого? Он беззаботный. И эта беззаботность порождает такое же чувство сегодня, завтра и так далее.
Но если бы у него была частная собственность, ответственность, забота - он бы меньше на "доброго царя" обращал внимания. А так, что ему делать? Только на царя надеяться. Это страшное дело — безответственность, невзрослость. И поэтому сплошные ошибки. Взрослых людей в России очень мало. Но женщин больше. У одного человека родился ребенок, и он звонит мудрецу: "Приезжай, подскажи, что из него получится, когда вырастет". Мудрец говорит: "Я тебе по телефону отвечу. Если родилась девочка, то получится женщина, а если мальчик, то, может быть, мужчина". Женщина стоит на своих ногах, ее трудно сбить. А вот мужику сложнее. Невзрослость — отсюда и вера в царя и т. д.
Насколько тяжело было получить официальный статус в Украине?
ВИ: По времени я, если честно, не ощутил. Вся тяжесть легла на Ольгу. Ну я ж не виноват, что мне везет.
ОБ: Ничего тяжелого не было. Мы все делали по законам Украины. И получили статус. Ну правда, в миграционной службе сидит клерк и читает листок о всех его похождениях в России, наконец говорит: "Я буду анализировать". Что там анализировать? И так понятно, что там чисто политическая статья. Назад возврата нет. И вот вы приходите, отмечаетесь. Такая процедура, видимо, по закону. Ходили, отмечались. Ну, в общем-то, тяжело не было.
ВИ: Это единственный чиновник. А так, все чиновники нормальные.
Чем планируете заняться в Украине? Когда вас можно будет увидеть на одной из площадей с плакатом? Потому что, я так понимаю, дух бунтарства остается, несмотря ни на что.
ВИ: Я здесь гость. Против России я бы с радостью стоял у российского посольства. Есть вещи, которые я бы мог зачитать. Был такой Зелимхан Яндарбиев, которого Путин взорвал в Эмиратах. Он написал такие стихи о России:
"Рабой, бичём, нечистой силой,
ордой разноязыких масс,
простерлась ты над полумиром,
и третьим Римом назвалась".
Или с плакатом, что Россия поскользнулась на дерьме в виде Путина. А с Украиной... Ну тут сложно, конечно. Я занимаюсь некоторыми делами, если они попадаются.
Хочется услышать ответ на вопрос: в чем разница между современной Россией и современной Украиной?
ВИ: Люди.
Но ведь славяне же?
ВИ: Разница в том, что Андрей Боголюбский в свое время увел свою челядь в леса прятаться. Здесь все открыто: здесь были чехи, венгры, поляки. И когда люди были недовольны, призывали на помощь. А этот человек взял своих и увел в леса прятаться. А потом пришли монголы. Это просто варвары. Если считать, что человек находится между Богом и животными, то в Россию пришли люди, которые находятся ближе к животному миру.
Немає коментарів:
Дописати коментар