Только смена власти может вывести Беларусь из кризиса
19- 3.09.2015, 12:46
- 9,986
Всем очевидно, что экономический крах в Беларуси – результат политики нынешнего режима.
Сайт charter97.org продолжает публиковать отрывки из книги лидера гражданской кампании «Европейская Беларусь»Андрея Санникова «Белорусская Американка или выборы при диктатуре».
Начало публикаций здесь.
- Первый этап в июле 2011 года в колонию №10 в Новополоцке, «десятку», прошел относительно спокойно, хотя пришлось на себе испытать, то, что видел раньше в кино. Кадры из советских фильмов о фашистских концлагерях вдруг ожили, и я оказался внутри кино: ночь, железнодорожная насыпь, зеки сидят на корточках, руки за голову, строй автоматчиков и немецкие овчарки. Пробежки по одному до «столыпина» со всеми «кешерами» (вместительными баулами из синтетики), внутри пакуют по камерам-купе.
Поезд трогается, конвоиры по одному вызывают на шмон в отдельное купе, потом рассортировывают по-новому, сообразно своей какой-то логике. Едем всю ночь с остановками в пунктах нахождения тюрем, колоний, ИВС, где часть высаживается, часть подсаживается.
Потом на этапах, в которых у меня недостатка не было, я поражался этой невидимой и весьма интенсивной транспортной жизни страны. В тюрьмах и колониях точно знают, в какие дни и куда уходят этапы. Когда тебя выдергивают из камеры на этап (а это обычно определяется по бланку описи вещей, который тебе приносят с утра в день этапа), можно уже предположить, куда повезут.
Этапы, насколько я помню, ходят почти каждый день. Сотни людей каждый день перемещают по стране в «столыпинах», тысячи за неделю, десятки тысяч за месяц. Разработаны специальные графики подцепления «столыпиных» к составам и формирования отдельных поездов.
В колонии меня ждали. Начальник ИК-10 Александр Сивохо срочно ушел в отпуск, от греха подальше. Администрация была напряжена и присматривалась, зато зеки здорово поддержали с самого начала. Сейчас вспоминается с улыбкой, но главным, что меня мучило, было сохранение бороды. Я носил ее уже больше тридцати лет и представить себя безбородым не мог. Я стал спорить с ДПНК (дежурный помощник начальника колонии), который принимал этап, писал какие-то заявления, требовал показать документ, запрещающий ношение бороды. Соответствующий документ действительно был, но я все-таки пошел в «карантин» с бородой, но остриженный наголо. Теперь понимаю, что меня могли сразу же направить в ШИЗО, куда помещают и за меньшие проступки. Видимо, решили сразу не трогать, чтобы шума не было. Решение администрации было мудрым. Переночевав с сохраненной бородой, утром, умываясь, я рассмотрел себя в зеркале и ужаснулся. Лысый череп и клочковатая бороденка никак не сочетались. Я ее сбрил, чтобы не пугать себя в зеркале и жену на свидании, которого я очень ждал.
В «карантине», отряде, где вновь прибывшие содержатся минимум две недели, сразу же получил от зеков газеты, «грев», то бишь сигареты, чай и продукты, которые передавали тайком из разных отрядов. У меня всего хватало, но отказаться – значит побрезговать искренностью товарища по несчастью. Некоторые демонстративно передавали чай, сигареты через сетку в «локалке» (отгороженной территории перед каждым отрядом), за что отправлялись в ШИЗО. Видеокамера слежения была направлена прямо на карантин. После пары таких случаев я к сетке больше не подходил, не хотел подставлять других.
В карантине познакомился с Игорем Олиневичем, анархистом, которого взяли в Москве с помощью российских спецслужб. Игорь понравился. Правда, показался слишком открытым для зоны. Может, это была реакция на чудовищный прессинг и избиения, через которые он прошел в «Американке». Реакция на некое призрачное послабление. Эта его открытость и некоторая наивность сочетались с желанием во всех вопросах доходить до самой сути, не упускать никаких мелочей.
Игоря вербовали в КГБ, предлагали пойти к ним хакером. Он отказался, за что, видимо, и получил огромный срок в восемь лет. Игорь любит планировать и ставить перед собой серьезные цели. Он написал самую честную на сегодня книгу о белорусских тюрьмах «Еду в Магадан». То, что он написал ее в зоне, - подвиг. Еще Игорь хотел, поднявшись из карантина в отряд, бросить курить и стать вегетарианцем. Надеюсь, что курить бросил, но вегетарианцем не стал. Пайка в зоне не располагает к вегетарианству, а на «десятке» питание было худшим из всех тюрем и зон, где мне довелось побывать.
В карантине пришлось столкнуться с идиотскими правилами, которыми так богата лагерная жизнь. Одной из дурей было выстраивание после подъема для прослушивания лукашенковского гимна. Это напрягало, и я решил найти свой выход из ситуации, не вступая в открытый конфликт. Я стал тихонько напевать «Магутны Божа», духовный гимн Беларуси. Именно поэтому он вынесен в эпиграф к этой книге. Иногда какие-то фрагменты совпадали с музыкой исполняемого через репродукторы официального гимна, что радовало. Со времен карантина в «десятке» я напевал «Магутны Божа» на каждом утреннем посторении. Смешно было наблюдать, как стоящие впереди и сзади меня зеки «клеили уши», придвигались поближе, тянули шеи, пытаясь расслышать, что я бормочу.
После карантина меня распределили в неплохой отряд, но понял я это только после того, как побывал в других отрядах, в других зонах и в разных спальных помещениях. На «десятке» были очень приличные условия. Кубрик всего на шесть человек, собственная тумбочка, спокойные соседи.
Я сейчас могу оценить то отношение и ту поддержку, которую я имел в «десятке». У меня были любые газеты, каким-то чудом достали и подарили даже коротковолновый приемник, и я каждый день слушал белорусскую «Свабоду» в потайном закутке, который был устроен специально для меня. Двоюродный брат Алексей организовал продуктовую передачу, невероятным способом договорившись с одним из заключенных, что тот отдаст мне половину своей. Надо посидеть, чтобы понять, что такое располовинить свои положенные раз в полгода продукты, чай, сигареты.
Конечно же, никогда не забуду блинчики, которые специально для меня испек серьезный зек, ходивший с красной нашивкой «склонен к побегу». Каким невероятным образом он смастерил электроплиту, приспособив под нее кирпичи, квадрат нержавейки и подключив к к розетке, остается загадкой. Еще большая загадка – где он умудрился раздобыть сырые яйца для теста, сахар и муку. Все это относится к разряду строжайше запрещенных на зоне продуктов, за обнаружение любого из них грозит карцер. Как он умудрился испечь блинчики, если за «красными нашивками» наблюдают особенно пристально? Его и кинули в карцер на десять суток. А вкус этих квадратных блинчиков, по форме куска нержавейки, я буду помнить всегда.
«Промка», производственная зона, на которую я ходил каждый день, имела одно существенное преимущество: там был душ, который можно принимать каждый день после работы.
Появился из отпуска начальник колонии Александр Сивохо.
Разговор с ним состоялся, вопрос прошения о помиловании он задал и повторил, но без особого нажима. Я опасался, что начальник колонии начнет требовать подписания бумаг, которые все (кроме тех, кто «в отказе») подписывают в колонии, и которые я подписывать отказывался, но он оставил эту проблему за скобками разговора. Таким образом я оказался в уникальном для колонии положении: в «отказе», но не в ШИЗО, в который за этот «отказ» помещают.
Я потихоньку стал обживаться, создавать сою собственную рутину, в которой можно было бы существовать. Подбил матрац, «вату» на тюремном языке, раздобыл пару пластиковых пищевых контейнеров, крайне необходимых на зоне, сделал себе бело-красно-белую кружку, с которой по утрам до проверки выходил в «локалку», пил кофе. Про себя называл это «поднятием флага». Отделил тех, с кем мог общаться, от тех, с кем общаться был вынужден. Наметил какие-то ближайшие планы: что-то почитать, что-то смастерить.
В сентябре 2011года из «десятки» удалось «выгнать» на волю еще одно мое политическое заявление:
Только смена власти в Беларуси может вывести страну из кризиса. Более того, только смена власти сможет сохранить Беларусь как независимое государство, спасти наш язык и культуру. Сегодня для этого у нас есть уникальный и, самое главное, реальный шанс.
После 19 декабря 2010 года всему миру стало ясно, что режим Лукашенко опасен для белорусов, что белорусский народ не поддерживает нынешнюю власть, но лишен права выбора из-за того, что его голос игнорируют. Всем очевидно, что экономический крах в Беларуси – это результат политики нынешнего режима. Более того, дальнейшее пребывание Лукашенко у власти приведет к полному коллапсу экономики.
Мы можем и должны сегодня изменить свою судьбу и восстановить доброе имя Беларуси в отношениях с нашими соседями, Россией и Европой, а также с Соединенными Штатами Америки. Все ждут, что мы, наконец, сами это сделаем. Именно этот вопрос должен сегодня стать главным для белорусов. Время для диалога с властью осталось в прошлом. Последняя попытка такого диалога закончилась 19 декабря избиениями тысяч людей и арестами сотен. Когда режим говорит о диалоге, он имеет в виду удержание власти любой ценой и уничтожение оппозиции. Надо помнить свою историю и извлекать из нее уроки.
Сегодня многие вспоминают диалог с властью в 1999 году, но избегают принципиальной оценки этого диалога. Я считаю, что это были самые позорные страницы в истории белорусской оппозиции, потому что сформированная офисом ОБСЕ и режимом Лукашенко переговорная группа вела диалог, закрывая глаза на смерти и исчезновения политических лидеров. В апреле 1999 года при невыясненных обстоятельствах умер Геннадий Карпенко. В мае – исчез Юрий Захаренко. В сентябре – похищеныВиктор Гончар и Анатолий Красовский. Но «переговорщики» даже не вспоминали о них.
Одно это уже лишает тот же режим права говорить о диалоге, а оппозицию – даже рассматривать такую возможность. Результат того диалога – еще 12 лет мерзкой диктатуры. Оппозиция не может позволить власти в очередной раз использовать себя. Не этого ждет народ Беларуси. Не этого ждут наши соседи и в России, и на Западе, а того, что Беларусь станет нормальным предсказуемым международным партнером.
Я знаю, что моя позиция, мои заявления продлевают срок моего нахождения в неволе, но это и является свидетельством истинных намерений режима. Все предпосылки для смены власти, для возврата народу права выбора сегодня существуют. Нужны решительность, мужество, принципиальность.
История делается сегодня. Историю делаем мы. Вместе мы победим!»
Видимо, это было последней каплей для моих палачей, и меня неожиданно выдернули на этап. С этого этапа и начался настоящий ад – с провокациями во время этапирования в «столыпиных», с подсаживанием в камеры в транзитных тюрем зеков со «спецзаданиями» относительно меня, с угрозами убийства, изнасилования, помещения в психушку, с пытками холодом, голодом, лишением сна, физическими страданиями, психологическим давлением, изоляцией от внешнего мира, издевательствами над моими родными, которых несколько месяцев держали в неведении, и они не знали ни где я, ни что со мной. Описание всех этих изощренных пыток и издевательств займет отдельную книгу. Не знаю, будут ли когда-нибудь у меня на это силы.
Площадь
- 9.09.2015, 7:37
- 15,028
Десятки тысяч белорусов, вышедших на улицу 19 декабря 2010 года, это только начало лавины.
Сайт charter97.org продолжает публиковать отрывки из книги лидера гражданской кампании «Европейская Беларусь»Андрея Санникова «Белорусская Американка или выборы при диктатуре».
Начало публикаций здесь.
- Это был день, перенасыщенный событиями и в моей личной жизни, и в жизни моей страны. Это был день тревожной надежды, окончившийся кровавым разочарованием. Это был день голосования на президентских выборах в Беларуси.
Мы решили идти голосовать всей семьей. Встали рано, чтобы появиться на участке к 9 утра. Голосовали в гимназии №18 по улице Калинина, где я был приписан. Было много корреспондентов. Данька выглядел немного ошалевшим от количества народа на участке, но к своей миссии публичного сопровождения родителей отнесся ответственно. Я сходил в кабинку, заполнил бюллетень, мы втроем подошли к урне для голосования и под вспышки фотокамер опустили в нее «мой голос».
Дав краткие комментарии журналистам, поехали на другой участок. Мы с Ирой прописаны в разных местах, поэтому голосовали на двух участках. Ира голосовала в гимназии №7 возле нашего дома. Там уже журналистов было поменьше. Зато «тихарей» побольше.
После голосования пошли домой. Оставалось ждать вечера. Время то ускорялось, то тягуче ползло. Была и тревога, но надежда на то, что сегодня ситуация в Беларуси начнет меняться, была сильнее. Очень много сил было этому отдано.
К вечеру стали собираться на Площадь. Уже на выходе из дому, где-то в полвосьмого позвонила Наташа Коляда, сообщила, что избили Некляева, и его везут в больницу. Возникло опасение, что до Площади можем и не добраться.
По совету Змитра Бондаренко решили пробиваться к Октябрьской площади не со стороны дома, а с противоположной – от ГУМа. Поэтому подъехали на машине поближе к проспекту и улице Комсомольской, вышли и присоединились к достаточно внушительной группе людей, шедшей от вокзала, где назначили встречу своим активистам кандидаты Рымашевский и Статкевич. Своих сторонников мы призывали сразу приходить на Октябрьскую площадь, которую после событий 2006 года молодежь прозвала площадью имени белорусского героя Кастуся Калиновского.
Власти ожидали, что после запугивания и угроз по телевидению люди на улицы не выйдут. Но к моменту нашего прихода на Площадь там уже находились несколько тысяч человек. Спецслужбы подготовили все, чтобы помешать людям собраться и организовать митинг. По центру площади был залит огромный каток, на котором было достаточно много катающихся - подозреваю, что это были «конькобежцы в штатском». Играла громкая музыка, русская попса.
Люди все прибывали, но из аппаратуры вначале были только мегафоны. Стало понятно, что власти с самого начала намерены провоцировать неразбериху. Тем не менее удалось провести на ступеньках Дворца профсоюзов короткий митинг, в конце которого появилась звуковая аппаратура, которую доставили активисты «Европейской Беларуси», привыкшие действовать максимально конспиративно и эффективно.
Собрались почти все кандидаты в президенты и их штабы. На площади были озвучены экзит-полы украинских, российских и белорусских независимых социологических служб. По этим данным Лукашенко набирал около 40 процентов и должен был состояться второй тур президентских выборов.
Площадь Калиновского (Октябрьская) заполнилась, русская попса звучала все громче. Началось движение в сторону площади Независимости, где находился Центризбирком. Мы вышли на проезжую часть проспекта и двинулись в центре массы людей. На выходе с площади людям преградила дорогу небольшая цепочка гаишников. Мы подошли, стали с ними разговаривать, убеждать пропустить людей. Гаишники перекрывали движение скорее демонстративно, чем по-настоящему. По бокам цепочки оставалось достаточно места для прохода людей. Гаишников огибали и шли дальше. В конце концов они расступились, и мы двинулись по главной улице Минска.
Это мирное шествие в центре Минска было кульминацией того дня, 19 декабря 2010 года, настоящим глотком свободы. Внезапно вся центральная часть проспекта заполнилась людьми: те, кто стоял по обеим сторонам, немного поодаль, наблюдая за развитием событий, после начала движения массово влилились в общую колонну.
Огромная масса людей, двигающаяся от Площади до Площади, казалось бы, полной грудью вдыхала этот воздух свободы, который был просто разлит в центре моего города.
«Жыве Беларусь!», «Уходи!», «Верым, можам, пераможам!», «Ре-во-лю-ция!» подхватывали тысячи голосов.
От энергии людей город зажегся фантастическим светом. Казалось, что все возможно. Казалось, что на такой народный порыв невозможно отвечать силой. Казалось, что мы близки к тому, что в плотной серой стене диктатуры появится брешь. Никто не хотел и, конечно же, не планировал ничего штурмовать и захватывать. Была надежда, что надвигающийся неминуемый кризис заставит власть сделать шаг к переменам.
Конечно же идеализм. Конечно же, чистейшей воды романтика. Не укладывалось в голове, что в момент такого духовного подъема в центре Минска где-то в бункере диктатор и его свита трясутся от страха и думают не о том, как спасти страну, а о сохранении своей подлой власти. То, что так оно и было, можно не сомневаться. Перепуганный Лукашенко отдал приказ о силовом разгоне мирной демонстрации. Его страх был виден при каждом его появлении перед телекамерами накануне выборов и после, как бы он ни старался его скрывать.
Мы дошли до площади Независимости и там обосновались. Пресса до сих пор продолжает выяснять, какие у кого из кандидатов были планы на Площадь. Наверное, это естественно. Могу говорить только за себя и нашу команду.
Можно сказать, что в Беларуси к тому моменту уже сложилась некая традиция. В первый день демонстраций и митингов после выборов, парламентских либо президентских, людей не трогали. Не в силу человеколюбия режима, а потому что в Минске в день выборов было большое количество зарубежных корреспондентов и международных наблюдателей, политиков, парламентариев. Под иностранными камерами и при иностранных политиках подлый и трусливый режим боялся показывать свое истинное лицо. Другое дело – когда иностранцы разъезжаются, можно и дубинками всласть помахать.
Я для себя ставил две задачи: оставаться на Площади до конца, что бы ни происходило, и постараться простоять ночь. Предыдущие кандидаты в президенты, Гончарик и Милинкевич, стремились поскорее распустить людей, собравшихся протестовать, и тем самым лишали нас шансов на победу.
Важно было продержаться ночь, потому что опыт первого украинского Майдана, на котором было много белорусов, показывал, что на следующий день после выборов количество протестующих растет в геометрической прогрессии. На следующий день уже можно было создавать общий штаб. Мы понимали, что минимум 50 тысяч белорусов, вышедших 19 декабря, это только начало лавины. Мы так устроены, что нам надо хотя бы короткое время, чтобы осмотреться. Увы, понимал это и Лукашенко, потому и обрушил на нас всю свою репрессивную машину в первые часы после выборов.
Самый реальный шанс вернуть историю Беларуси в естественное русло был упущен: оппозицией, властью, народом. Но в истории этот день остался как день борьбы белорусов за свободу.
Недавно мне посчастливилось слушать Анджея Вайду, который рассказывал о Варшавском восстании 1944 года. Легендарный режиссер представлял свой документальный фильм об этом событии. На встрече присутствовал второй режиссер фильма Анджей Котковски. Он рассказал поразительную историю о своей встрече с повстанцем, который прошел через адские испытания. Молодого поляка тяжело ранили. Ему каким-то чудом удалось перебраться на другой берег Вислы, где силы покинули его, и он потерял сознание, надолго. Он должен был умереть, но через несколько дней его обнаружили в руинах под мостом. Отправили в госпиталь. Молодой человек был изувечен, и его лечение заняло два года. Вылечили, и он тут же угодил в сталинские лагеря, в Сибирь. В лагерях его убивали еще десять лет. Вышел в 1956 году, видимо, после XX съезда. Режиссер Анджей Котковски разговаривал с ним в 1990-е. Он спросил искалеченного и едва выжившего пожилого повстанца: если бы ты знал, что с тобой будет происходить после восстания, ты, сегодняшний, принял бы в нем участие?
Ветеран, не раздумывая, ответил: не сомневался бы ни секунды. Восстание – это самые счастливые дни в моей жизни.
Споры о Варшавском восстании, его целесообразности, его шансах не утихают в Польше и по сей день. Но никто не оспаривает героизма его участников.
Площадь 19 декабря 2010 года в Минске была восстанием. Восстанием мирным, абсолютно не предполагавшим силовых методов с нашей стороны, а потому морально чистым и жертвенным, поскольку противник без колебаний применил силу против мирных граждан. Наблюдавшая за этими событиями Европа предпочитала не вмешиваться, там все еще надеялись перевоспитать диктатора. Мы были один на один с тупой силой животного страха тирана Лукашенко перед его очевидным проигрышем на им же организованных выборах.
Может оказаться, что Площадь 2010 года в Минске стала последней романтической акцией протеста против укоренившегося на всей территории бывшего СССР авторитаризма и диктатуры. На украинском Майдане 2013-2014 годов уже были убитые, и защитники свободы вынуждены были перейти черту ненасилия.
События на Площади периодически всплывают в моей памяти. Были сложные моменты, когда подскакивали какие-то незнакомые люди и просто требовали отдавать приказ о штурме Дома правительства, явные провокаторы.
Помнятся и другие моменты. К трибуне, памятнику Ленину, на котором мы проводили митинг, пробрался известный наш поэт Андрей Хаданович и снизу стал что-то настойчиво мне кричать. Я наклонился, прислушиваясь:
- Спадар Андрэй, а ці ёсць гітара?
- Што?!
- Гітара.
- Якая гітара?
- Якая-небудзь
- Навошта?
- Я бы праспяваў.
- Можна і без гітары.
- Ну, добра, калі няма...
Мне все это показалось несколько неуместным, но я попросил пропустить Хадановича на трибуну.
Андрей забрался на памятник и, постукивая ладонью в перчатке то по ленинской трибуне, то по себе самому, начал петь песню «Муры»:
Разбуры турмы муры!
Прагнеш свабоды-то бяры!
Мур хутка рухне, рухне, рухне —
І пахавае свет стары!
Эта каталонская песня 60-х годов стала одним из гимнов польской «Солидарности». Андрей сделал ее перевод на белорусский. Его исполнение трудно было назвать пением, скорее попыткой мелодекламации. Но это было очень здорово. Такие моменты запоминаются на всю жизнь. Видно было, что Хадановичу чрезвычайно важно было кинуть эту песню в массы, подарить ее Площади. Его убежденностью и вдохновением невозможно было не заразиться. И Площадь откликнулась. Песню подхватили. Казавшаяся нелепой просьба раздобыть гитару обернулась одним из самых возвышенных моментов Площади.
Даже после того, как в Доме правительства стали бить стекла, абсолютное большинство участников митинга на провокацию не поддались. Люди стояли возле правительственного здания и скандировали «Милиция с народом!» и «Мы один народ!». Тогда из Дома правительства выскочили спецназовцы, стали избивать первые ряды демонстрантов, а затем убежали в укрытие.
Кандидаты в президенты, в том числе и я, призвали собравшихся не поддаваться на провокации. Была озвучена резолюция митинга, в которой говорилось о необходимости начать прямые переговоры оппозиции и правительства о выходе из кризисной ситуации. В этот момент нас позвали в Дом правительства на переговоры с милицейским начальством. На площадке перед Домом правительства люди сделали живой коридор. Вместе с Николаем Статкевичем мы пошли к зданию. Подошли вплотную к дверям, стали через разбитые стекла звать командиров. В ответ – молчание.
Очень хорошо помню глаза спецназовца по ту сторону разбитой двери. Видны были только глаза, сверху шлем, снизу щит. Глаза испуганные.
Никого не дождавшись, недоуменно переглянулись с Николаем, отошли от дверей.
К тому времени провокация с битьем стекол была нейтрализована. Кандидаты в президенты призвали людей к спокойствию, нас позвали на переговоры. Ситуация на Площади была полностью контролируемой.
И в этот момент диктатура нанесла свой подлый удар. Это было низко и беспричинно. Началась зачистка. Омоновцы, спецназовцы словно обезумели. Людей остервенело били дубинками без разбору. Били ногами в тяжелых ботинках, отшвыривали тяжелыми железными щитами.
В какой-то момент мы с Ирой и Леонидом Новицким, который прикрывал меня, оказались будто в вакууме. Перед нами – цепь спецназовцев, грохочущих дубинками по щитам. Позади – ОМОН, который устроил настоящую мясорубку.
Инстинкт самоохранения и логика подсказывали, что надо выбираться из ловушки. В тот момент я подумал: если поверну, все кончится. Я кандидат в президенты. Покажу спину – изменю себе и людям.
И я шагнул навстречу щитам...
Немає коментарів:
Дописати коментар