Заключенные Луганского СИЗО ненавидят боевиков, — бывший пленник ЛНР
Бывший пленник так называемой ЛНР ЛЕОНИД МАЗАНЬКО во второй части интервью рассказал «Апострофу», как готовятся сюжеты российских СМИ об украинских заключенных в тюрьмах боевиков, как относятся к арестованным «ополченцам» местные зэки и от чего зависят сроки обмена пленными. Он продемонстрировал реальные факты нарушений Минских соглашений со стороны незаконных республик, а также отметил, что после освобождения из плена никто и не подумал помогать ему с оформлением документов, и тем более с медицинским обслуживанием.
— После ареста вы стали героем сюжета российского телеканала, расскажите, как это произошло.
— Перед вывозом на избрание меры пресечения с меня сняли наручники в подвале так называемого «МГБ ЛНР», и сотрудник предупредил, что от моих слов зависит моя судьба и качество содержания. После этого зашла репортер «России-24″ Ирина Куксенкова и ее оператор. Первые несколько минут меня снимали со спины, чтобы не было видно, как я разговариваю. Было видно только мой затылок и сидящую передо мной Ирину Куксенкову, которая внимательно на меня смотрела. Это делается для того, чтобы потом можно было вставить любой текст. В этот момент я молчал. Потом сказал: «Спрашивайте». Она ответила «Сейчас». Оператор сказал «Снято» и выключил камеру, а потом снимал уже стоя у нее за спиной, и меня спросили, как и почему меня задержали.
Тщательно подбирая слова, чтобы не опорочить себя перед Украиной, но и не сказать что-то антироссийское, я говорил, что не являюсь участником противостояния, что в начале военных действий вывез семью на территорию, подконтрольную Украине, что для меня люди, находящиеся на крайних блокпостах как с этой, так и с той стороны за десятки раз пересечения линии соприкосновения стали одинаковыми. Только простился с человеком в форме «Новороссии», а тут стоит боец с нашивками батальона спецназначения МВД Украины. Они выполняют одинаковые карантинные функции, все говорят одно и то же: «Покажите паспорт, откройте багажник», они на крайних блокпостах ничем не отличаются друг от друга, по большому счету.
Мазанько говорит, что за несколько месяцев вынужденного потребления российского телепродукта чувствовал, что начинает сходить с ума, настолько агрессивное влияние оказывает телевизор. «И тут же, как в Северной Корее, выпячиваются успехи: у нас самый классный самолет, боже, какой он замечательный! И так много в эфире этого самолета, и ты сидишь где-нибудь в Таганроге, помните, как в «Нашей Раше», в трусах и майке перед телевизором и радуешься жизни, думаешь: «Боже мой, какая же у нас великая матушка-Россия! Такой самолет сделали, всем самолетам самолет». Наверное, нам тоже нужны такие достижения», — рассуждает Мазанько.
Подобные лозунги с помощью российских и сепаратистских телеканалов закладываются в головы жителей ЛНР, хотя не только зрелищами кормит их Россия. Так, по словам Мазанько, за счет гуманитарки в ЛНР обеспечено питание младших классов школ, приходит форма сотрудникам «народной милиции», списанная в РФ бывшая форма для российского МЧС.
С другой стороны, бабушка жены Мазанько 1927 года рождения, участник боевых действий, тех самых, за которые «Спасибо деду!», через горисполком получила гуманитарную помощь, которая пришла с гумконвоем, только дважды — в ноябре 2014 года и в мае 2015 года. «Да эти деды и бабы от голода поумирали в эту войнушку, потому что даже при наличии списков ветеранов войны во всяких госсоветах и исполкомах адресной помощи для них в ЛНР организовано не было, — констатирует Мазанько. — У нас в Стаханове, где я до ареста занимал активную жизненную позицию, я не знаю случаев регулярного получения гуманитарной помощи хотя бы одним ветераном войны».
— Как люди выживают?
— Как-то. Наши бабушки очень экономно живут, очень бедно. А теперь эта бабушка, о которой я говорил, с которой делился частью своей зарплаты и привозил пенсию с территории подконтрольной Украине, не сможет ее получить из-за этих достаточно спорных требований Кабмина о том, что ты должен подтвердить, что не живешь на той стороне. Шахтеры, пенсионеры в возрасте 58-59 лет, которых я лично знаю, вынуждены создавать имитацию своей жизни на территории Украины, выезжать по месту регистрации к своим родственникам, несколько дней там быть, чтобы переоформить пенсию и получать ее, а потом фактически выезжать и доживать в своем домике на территории, занятой ЛНР.
А с другой стороны человек, оформивший милицейскую пенсию в 45 лет, сейчас служит офицером в так называемой «народной милиции ЛНР» и без проблем при помощи своих бывших коллег, которые переехали в Украину, получает пенсию ветерана милиции на карточку «Приватбанка»! Вот это у меня вызывает вопросы. А как тогда работают спецслужбы Украины, розыск и разведка МВД? Почему «ветераны милиции», которые служат сейчас в «народной милиции ЛНР», без проблем получают украинскую пенсию? Потому что они более осведомлены, у них больше контактов, знакомых, возможностей, они более мобильны, здоровее физически, не занесены ни в какие базы, не воевали тогда, а сейчас не засветились. А простой бабушке выехать и переоформить пенсию уже затруднительно. Конечно, есть контраргумент, что им там платят рублями…
— А платят?
— Таки да, правда, по курсу один к двум, а на самом деле один к трем. Но получают. Что-что, а «бумаги» привезли, стараются социалку держать. А не хватит – привезут еще. На самом деле предприятия не работают, нет структуры, которая позволяла бы совершать круговорот денег на этих территориях. Завезена эта денежная масса была искусственно, она гуляет там внутри в бюджете этих территорий. Какие-то предприятия что-то делают, но полноценной работы как в 2013 году нет.
Леонид Мазанько считает, что сейчас в ЛНР происходит самоочищение: в какой-то момент убрали всех одиозных командиров, которые не приняли вертикаль власти, формирующуюся при содействии кураторов из РФ, оставили тех, кого можно контролировать. Да и в тюрьме, где сидел бывший пленный сепаратистов, все больше и больше людей из так называемого «ополчения» и российских военнослужащих, которые совершили тривиальные уголовные преступления и за это преследуются «по закону». «Пусть по незаконному закону самопровозглашенной «республики», но ведется какое-то следствие. Если «освободитель» Лутугино расстрелял из автомата гражданского, то он сейчас сидит в тюрьме, я это могу подтвердить, — говорит Мазанько. — Наверняка военнослужащие либо ВСУ, либо добровольческих батальонов, находясь на линии соприкосновения в городах и поселках Донбасса, тоже совершали преступления, не бывает такого, чтобы армия не совершила уголовного преступления, чтобы не было случаев насилия, грабежа. Надеюсь, что в Украине происходит такое же очищение».
— Как формируются списки на обмен пленными?
— Если я правильно понимаю ситуацию, то те, кто ответственен за обмен со стороны ЛНР, — это Ольга Кобцева и со стороны ДНР — Дарья Морозова, не принимают решений, даже посоветовавшись с «руководителями республик» Александром Захарченко и Игорем Плотницким. Есть совокупность факторов в деле обмена пленными, например, какая-то колкая статья в прессе или сюжет в украинском телеэфире могут сорвать или повлиять на процесс обмена. Акция по блокированию российских фур на территории Украины может отсрочить этот процесс, сбили российский самолет, приезжает премьер-министр Турции Ахмет Давутоглу, — и это влияет на процесс обмена. Удачно встретился Грызлов (Борис Грызлов, представитель РФ в Трехсторонней контактной группе по урегулированию ситуации на Донбассе, — «Апостроф») с Леонидом Кучмой, Виктором Медведчуком и Петром Порошенко, значит, пошло движение. О чем-то не договорились, значит, притормозили. Я,например, надеялся выйти еще 20 января…
Старшая дочь Леонида Мазанько, Валерия рассказала «Апострофу», как отец позвонил ей, как они тогда думали, в последний раз. «Неделю (после ареста в ЛНР, — «Апостроф») с папой вообще не было связи. Потом он позвонил, попрощался. Это было 19 июня 2015 года. Сказал: «Я тебя очень сильно люблю, ты теперь главная в семье, смотри за мамой и Наташкой (младшая дочь Мазанько), трать деньги экономно, устраивайся на работу, живите своей жизнью». Сделать звонок позволил следователь «МГБ ЛНР» Борис Петренко, поясняет сам Мазанько. Валерия уже 23 июня написала заявление в СБУ по поводу задержания отца, возможно, во многом благодаря ее настойчивости Леонид и попал в обменные списки пленных, хотя и это еще не гарантировало его освобождение. «Тяжелее всего было, когда говорили, что обмен завтра, а обмена нет. Не дали людей, не вовремя выехали, причин было много», — вспоминает Валерия.
— Леонид, а те, кто носил вам передачи, не боялись поддерживать связь с политическим заключенным?
— Когда человек перестает быть на волне успеха, быть материально обеспеченным, то друзья, как правило, отворачиваются. Но так получилось, что мои друзья остались со мной, не скрывали того, что они меня поддерживают, находили деньги, что немаловажно. Когда я уже оказался с этой стороны, то большая часть моих довоенных контактов обрадовалась, что я вышел. Они меня поддерживают психологически и говорят, что будут рады встретиться.
— Никого из них не вызывали на допрос?
— Я таких случаев не знаю. То, что был обыск на предприятии, я знаю. Был установлен дополнительный контроль над сотрудниками, с которыми я более плотно общался, но это было в первые месяцы. В этот период было тяжело, когда ты переходишь в параллельный мир, и из белой рубашки руководителя и кожаного кресла со служебным автомобилем становишься никем и ничем. Животным, которому говорят: «Стой там, иди сюда». Наручники, пакет на голову — и поехали. Когда я в тюрьму зашел на карантин, то сказал, что я — директор шахты «Бежановской». Мне сразу ответили: «Слышишь ты, директор, ты уже не директор!» (смеется). Кличка «Директор» прицепилась. Обращались либо так, либо по отчеству — Борисович. Люди, которые давно сидят в СИЗО, посоветовались и приняли решение, что статья у меня «порядочная», поэтому могу сидеть с нормальными пацанами, пить чай за общим столом. Один из первых вопросов, который задается при входе в тюрьму, служил ли в «комендатуре», стоял ли на блокпостах в «ополчении». Таким людям сложнее ужиться в тюремной среде.
Мазанько рассказывает, как в СИЗО досталось заместителю «военного коменданта» Алчевска по прозвищу Следак. По мнению заключенных, те, кто работал в «комендатурах», приравнивались к сотрудникам милиции, по меркам СИЗО, они были «непорядочные». В тюрьме для таких условия были довольно жесткие.
— Если служил на блокпосту, как говорили заключенные, значит наживался на чужом горе, а значит сидеть будет как «непорядочный» человек, независимо от того, «заехал» он за убийство или грабеж. Даже если статья уголовная, зэки интересуются «кем жил-был». Был случай, когда один «ополченец» сказал, что на передовой снаряды подносил. Ну, дурак, воевал, твои проблемы, ладно, сиди. Проходит два дня, заходит еще один арестованный, говорит: «Где-то я тебя видел». Тот ему: «Да нет, ты обознался». Поспорили, а потом новенький говорит, что вспомнил: «Ты же меня, сволочь, два месяца назад задерживал и арестовал и в «комендатуре» Антрацита, с автоматом в руках меня охранял!» Выходит, человек скрыл, что служил в «комендатуре».
— Что с ним сделали?
— Он «переехал» в другое место, где к нему были применены меры физического воздействия. Он, конечно, говорил, что всего раз участвовал в аресте, но этого уже никто не слушал.
— После начала военных действий проявилась особая категория людей, тех, кто пошел в «комендатуры», кто стал писать доносы и так далее. Что это за тип людей, как вам кажется?
— Приспособленцы.
— Но ведь приспосабливаться можно по-разному, никто руки не выкручивает и не заставляет донос писать…
— Вот, человек за 50 лет ни разу не работал в сфере, где что-то можно создать, он после армии был то в милиции, то в охране, то в партийной ячейке. Модно быть социалистом, — значит, был социалистом, модно в Партии регионов или функционером в исполкоме, – значит туда пошел. Оп-па, «ополчение» пришло с «казачеством» – ну и пошел в «ритуальные услуги». Когда такие становятся доносчиками, то не удивляешься, это ожидаемо.
— Много таких людей в этом, ставшим вдруг черно-белым, мире?
— Он не стал черно-белым, просто количество полутеней уменьшилось. Я общался со служащими луганской тюрьмы. Офицер, который меня охранял, спрашивает: «Леонид Борисович, а если Украина вернется, мне же ничего не будет? Я же не воевал, я просто служил в тюрьме. Я тут служу уже 19 лет, мне два года до пенсии». Когда велись бои осенью 2014 года и до декабря 2014 года служащие приходили в тюрьму, переодевались в украинскую униформу и внутри тюрьмы служили в этой форме. Никакого распоряжения до декабря месяца они не получали. А у них — 1200 заключенных. Что им делать? Надо было их бросить и переехать в качестве переселенца на территорию Украины? Или открыть клетки с людьми, которые совершили по 15 тяжких преступлений? Кто-нибудь дал рецепт, что делать с тюрьмой, которая оказалась на временно не подконтрольной Украине территории? Никто не дал рецепта. Там было их рабочее место, но это не токарный станок, который можно выключить и уехать, а потом найти другой станок и работать в другом месте. Что делать прапорщику тюрьмы? Они теперь ходят с нашивками «Полиция ЛНР». А их можно обвинить в том, что они что-то сделали не так? Я думаю, нет. Наверное, следовало бы подумать о поэтапном введении закона об амнистии. К примеру, амнистировать всех служащих МЧС. Можно ли их в чем-то обвинить, если они не бросили свои пожарные части и тушили пожары в домах рядовых граждан? Наверное, тоже нет.
Леонид Мазанько считает, что те, кто голосует за новые законы, не совсем понимают, что происходит на Донбассе. Он рассказывает, как непривычно было ему видеть гуляющих после ночного сеанса в парке Шевченко в Киеве людей, играющих на улице после наступления темноты детей. Многие украинцы сегодня живут в разных реальностях, и проблемы тех, кто вынужден выживать в зоне АТО, по большому счету, мало кого волнуют на мирной земле, констатирует бывший пленный ЛНР.
Перекос в мироощущениях есть и в СМИ. Мазанько приводит пример: в одном из репортажей из зоны боевых действий, который вышел в марте 2015 года на канале 1+1, шла речь о том, как батальон «Киев-2″ в поселке Крымское взял на службу двух коней. Животные, по словам репортера, раньше жили в зоопарке местного предпринимателя, но из-за боевых действий разбежались и питались «чем приходилось».
— В сюжете заявили, что владелец сбежал, бросил коней, «мы (бойцы «Киева-2″) не знаем, как их зовут, назвали Джек и Джон, теперь они служат в батальоне и привыкают к новым именам». Разве журналисту сложно было узнать, кто хозяин этой базы? Ну, как минимум, спросить у сторожа, который живет в Крымском, как зовут коней, а их на самом деле зовут Дукат и Цезарь. И кормили их нормально, потому что хозяин старался деньги передавать, хотя проехать туда нельзя было, Крымское – это линия соприкосновения. Но эту чушь пускают в эфир! Этот человек, хозяин животных, он пострадал от «ополчения», не живет дома, в Киеве снимает однокомнатную квартиру как переселенец. И вы скачете на его конях, а он смотрит это по телевизору!
Сюрреализм военных будней Мазанько успел испытать на себе. Он показывает видео, которое снял на телефон еще до ареста. Там — его посеченный осколками легковой автомобиль. Он попал под обстрел 4 октября 2014 года во время пересечения печально известного 29 блокпоста, который долгое время был одной из самых горячих точек в зоне АТО. В тот день, прямо перед машиной Мазанько, проехал автобус с пассажирами, следовавший по маршруту «Красный луч — Северодонецк». Гражданским повезло — как только автобус уехал, начался обстрел. «Иначе Волноваха была бы раньше». Под свист снарядов Мазанько едва успел укрыться вместе с украинскими военнослужащими в блиндаже, хотя несколько осколков по касательной прошлись по его кепке, которую он тут же демонстрирует.
— Вы знаете, кто тогда обстрелял блокпост?
— Из Кировска стрелял «Первый казачий полк» Павла Дремова. Тогда в стахановском горвоенкомате стояли «Грады» и минометы, один, два раза в день с утра и днем они выезжали и били по 29, 32, 31 блокпостам. По 29 били очень сильно, но ребята окопались хорошо, и боевики стали бить по Новотошковке, чтобы разозлить население. Снаряды долетали до Нижнего, до Светличного, такая была у них тактика. После подписания Минских соглашений, никто ничего не отводил. Вот, смотрите (показывает фотографию) — гаубица Д-30 (122-мм) стояла в Теплогорске (был переименован в Ирмино в 2010 году — «Апостроф») в промзоне, это в 6 км от линии разграничения. В промзоны брошенных фабрик и заводов завезли еще 36 гаубиц, 17 установок «Град». Они и сейчас там, склады забиты боеприпасами. Вот, смотрите (показывает еще фото), зенитно-ракетный комплекс «Стрела 10М» (предназначен для визуального наблюдения и уничтожения воздушных целей на малых высотах — «Апостроф») стоял на территории города Кировск. Это «дорогие россияне» – среди них был «ПВОшник» капитан Захар из Омска.
— Не скрывали, откуда они?
— Нет, абсолютно.
— Они до сих пор там?
— “Стрела» уехала. А гаубицы перетянули в другое место, они были в 10 км от линии соприкосновения в марте-апреле 2015 года.
— Откуда у вас эти фотографии?
— Никто ничего не скрывал, это фото мог сделать любой человек с телефоном, оснащенным камерой. Кстати, у нашего предприятия была охранная грамота Козицына (Николай Козицын, «атаман» «войска донского», — «Апостроф»), она предоставляла право на ведение финансово-хозяйственной деятельности на территории, подконтрольной «казакам», а всем представителям «войска донского» следовало обеспечить безопасность и охрану предъявителю данной грамоты. Мы полгода оплачивали вооруженную охрану, которую предоставляли казаки за 12 тыс грн в месяц.
— Скажите, а уголовное дело против вас там, в ЛНР, закрыли?
— Тут неясно. Когда меня привезли в «комендатуру», я написал, что прошу рассмотреть мое дело в Жовтневом районном суде без присутствия адвоката. Следующий документ, который я подписал, — якобы меня ставят в известность, что мое дело рассмотрено без меня и адвоката, вынесено решение изменить меру пресечения «содержание под стражей» на «подписку о невыезде», я ее дал, и тут же был помещен в подвал «комендатуры». То есть, по документам ЛНР я нахожусь на «подписке о невыезде».
— Тем не менее, они сами вас и вывезли.
— Да, выходит, я эту «подписку о невыезде» нарушил и покинул пределы ЛНР. И если я вернусь, то буду в любом случае задержан и помещен под стражу. Помимо этого, мне же не вернули мои документы.
— Те, кто, собственно, принимал вас с украинской стороны (в частности, в обмене принимала участие народный депутат Ирина Геращенко), не помогли вам с новыми документами?
— Нет. Я несколько раз задавал эти вопросы, раздражал их, просил дать хоть какую-то бумажку,, поставить печать с трезубцем, чтобы я с ней мог куда-то обратиться или проехать блокпосты. Никакого документа мне не выписали. Все по стандартной процедуре: в Северодонецке я на общем основании обратился в миграционную службу, где с большим трудом получил временное свидетельство гражданина Украины.
Получить документ ему удалось только при поддержке работников милиции, которые отправили его в северодонецкий отдел внутренних дел, поскольку там было возбуждено уголовное дело по факту его удержания незаконными вооруженными формированиями. После дачи показаний Мазанько выписали документы для миграционной службы.
— Там у меня запросили ксерокопию старого паспорта, идентификационного кода, справки из ЗАГСа, свидетельства о рождении детей, и сказали, что придется оплатить штраф за утерю паспорта. «О чем вы говорите? Меня позавчера обменяли, у меня ничего нет, кроме бумажки из милиции. Какой ЗАГС на территории ЛНР, какие ксерокопии? Какой штраф? Я не терял паспорт!», — возмущался я. На что мне заявили: «Но у вас же его нет?»
— Неужели заставили заплатить штраф?
— Нет, в милиции мне выдали документ, который удовлетворил работников миграционной службы, хотя госпошлину за новый паспорт все равно пришлось внести.
Бывший политический заключенный ЛНР несколько раз в течение нашего разговора с укором повторяет, что государство могло бы хоть как-то поддерживать своих освобожденных граждан, будь то финансовая, медицинская или любая другая помощь. Но, увы, рассчитывать на это не приходится.
— Вы говорили, что вам нужно было пройти медицинское обследование после освобождения из плена. Государство каким-то образом в этом вопросе помогает бывшим заключенным «республик»?
— Если бы помогало, я бы не отказался, но за все анализы и визиты к врачам мне приходится платить самому. Мне помогли выходцы из Стаханова, они в свое время вынуждены были уехать из ЛНР, открыли клинику на Троещине, Все сотрудники клиники, кстати, тоже перебрались из разных городов (с неподконтрольной территории) в Киев. Переселенцам в этой клинике предоставляется хорошая скидка.
На вопрос, что он потерял из-за тюремного заключения, Леонид Мазанько перечисляет: на той стороне, куда теперь путь заказан, осталась квартира, машину после обстрела он отдал на разборку, а также лишился $5 тыс, которые его семья передала мошенникам, обещавшим ускорить его обмен.
И все же, бывшему пленному действительно повезло, ведь ему сохранили жизнь и вернули свободу. А чьи-то имена так и не попали в обменные списки, кто-то продолжает сидеть в подвалах «комендатур» и «следственных изоляторах», или того хуже — числится среди пропавших без вести. И такие, скорее всего, уже не получат назад свою свободу и не начнут все с начала. Пусть без временного жилья и минимальных средств к существованию от государства, но оставаясь живым и еще способным побороться за эту новую жизнь.
Немає коментарів:
Дописати коментар