История днепропетровского бандитизма.
В расследовании Виталия Витальева "Амурские войны" повествуется о становлении известной в СССР банды "Матроса" - Александра Мильченко, который в 90-е годы был крупнейшим криминальным авторитетом Днепропетровска и подозревался в причастности к убийству народного депутата Щербаня. Представляем вашему вниманию продолжение расследования.
Глава IV. Предельный «беспредел»
«Где я?» - Анзор Аветисян с натугой разлепил пудовые веки.
Приподняв голову, в которой лениво перекатывались, постукивая друг о друга, бильярдные шары похмелья, Анзор установил, что лежит на заднем сиденье собственных «Жигулей», припаркованных у обочины напротив городского универмага. В универмаге Анзор отродясь не бывал, ибо с самых пеленок одевался исключительно на черном рынке. Сейчас его кремовый бельгийский костюм был измят до такой степени, будто спал Анзор не в автомашине, а в другой машине – стиральной. С полчаса просидел Анзор в автомобиле, тупо глядя прямо перед собой и почесывая застарелую мозоль от рюмки на переносице. Наконец, в затуманенном его мозгу наметился просвет в виде слова «Рама».
«Рамой» в народе называли бар уже известного нам кафе «Льдинка».
Осторожно, дабы ненароком не загасить робкую искорку воспоминания, Анзор тронул машину с места и поехал в «Льдинку», прилагая по пути титанические усилия, чтобы не выскочить на тротуар: его почему-то все время заносило вправо... Встречи с ГАИ Анзор не опасался: здесь у него, как у легкого морозца ясным осенним утром, все было «схвачено».
В бар Аветисян вошел с опаской, как входят из освещенного вагонного коридора в темный и грохочущий тамбур.
За кассовым аппаратом маячил бармен Лона (Валик Пекуровский). Он подсчитывал выручку. У стойки, потягивая кофе, скукожился на высоком музыкальном стуле его сменщик амурец Боря Черток.
Именно эта парочка срежиссировала и разыграла вчерашний спектакль с богатым Аветисяном в главной роли. В рюмку Анзора подсыпали снотворного, а когда он отключился, его кулем свалили на заднее сиденье «Жигулей» и отбуксировали машину к универмагу. Сейчас предстояло второе действие.
- А-а, явился! - поприветствовал Анзора Валик, не поднимая глаз от накладных. Он протянул Аветисяну руку, но на полпути, как бы передумав, отдернул ее.
- Наверное, долг принес, - входя в роль, ехидно вставил Черток...
- Р-ребята, что вчера было, а? — холодея от дурного предчувствия, спросил Анзор.
- Пить меньше надо - больше бабок будет, - наставительно заметил Пекуровский. – На вот, похмеличь за мой счет и припомни.
Он плеснул в бокал из высокой бутылки плоской квадратной ложкой, похожей на шумовку, бросил в жидкость пару кубиков льда и подвинул напиток Аветисяну.
Этот широкий жест еще больше насторожил Анзора. «Если Лона угощает - быть неприятностям», - подумал он, но бокал все-таки взял.
- Чего ты с ним чикаешься? — сердито бросил Валику Черток.— Пусть кашляет сперва, а потом лекарства пьет.
- Верно, Анзор, когда долг платить будешь?
- К-какой д-долг? - поперхнувшись водкой, выдавил Аветисян.
Его вопрос прозвучал как ночной телефонный звонок в пустом учреждении.
- Во дает, – деланно изумился Черток. – Карточный, милашка… Валик, на сколько он вчера влетел?
Пекуровский и извлек из-под стойки помятый листок бумаги в бурых коньячных пятнах. По листку паучками расползались какие-то каракули.
- Тридцать девять тысяч шестьсот рублей продул ты вчера нам и Давыденкову, - подытожил Валик, для виду сверившись с листком, и развел руками: - Всего-то...
- Не играл я, ребята, ей-богу, не играл! - взмолился Аветисян, но Черток оборвал его:
- Если двое подтверждают факт игры,- торжественно изрек он, - стало быть, игра состоялась!
С этими словами он забрал у Пекуровского подозрительный листок с паучьими записями, порвал его на мелкие клочки и бросил в лицо Анзору.
Аветисян схватился за кудрявую голову, усыпанную обрывками бумаги, как елка конфетти, «Так и есть: обкатали...» Он вдруг четко: припомнил, как Валик поднес ему вчера какую-то рюмку, он выпил ее – и дальше темнота…
В глубине души Анзор давно ожидал, что его «обуют» ребята Матроса, к которым он причислял Пекуровского и Чертка. От своих знакомых «цеховиков» не раз слышал Аветисян жуткие истории о том, как амурцы сдирали с «деловых людей» крупные суммы. «Они все равно свое возьмут, – говорили «цеховики». – Лучше уж сразу заплатить…» И если бы речь шла о каких-то трех-пяти «штуках», Анзор заплатил бы, не раздумывая… Но без малого сорок тысяч… И не самому Матросу, а каким-то Валику Пекуровскому по кличке Лона и Чертку…Это было несуразно…
Не то, чтобы у Анзорчика не было сорока тысяч. Были… водились у него деньжата и покрупнее. Через несколько лет суд установит, что Аветисян украл в общей сложности 366 994 рублей…Числясь скромным экспедитором автолавки, Анзор делал бизнес на… стеклоочистителе, сбывая его предприятиям и частникам под видом денатурата. Стоимость денатурата – рубль за литр, а стеклоочистителя – двадцать копеек. Такая вот арифметика…Свою легковерную совесть Анзор успокаивал тем, что если употреблять стеклоочиститель внутрь, то, по уверению прожженных им алкашей, по вкусу и букету он весьма напоминает денатурат…
Но отдавать сорок тысяч кому попало… Не-ет, не на того напали…Ищите дурака в зеркале…
«Суну им три «штуки» – может, отстанут», – решил Анзор и, пошарив по костюму, наскреб как раз около трех тысяч карманных деньжат.
– Мало! – отрезал Валик, пересчитав деньги.
Далее события развивались так: в поисках защиты от Валика и Чертка Анзор, по совету друзей, обратился к Матросу. «Матрос меру знает, – уверяли друзья. – Он не допустит «беспредела».
– Разберемся! – сказал Аветисяну Матрос и затребовал десять тысяч.
Прослышав об этом, Пекуровский и Черток попросили амурца Савицкого по кличке Стас свести их с бандой Кабана – Грека, отколовшейся на время от Матроса и представлявшей собой единственную реальную силу, способную ему противостоять.
– Хорошо! – ответил Стас и уехал.
На следующий день состоялась встреча. Пекуровский и Черток, посулив Кабану и Греку солидный куш, заручились их поддержкой в выколачивании сорока тысяч из Аветисяна.
Матрос и Кабан, столкнувшись носом к носу в ресторане «Днепропетровск», слегка повздорили на этой почве, но быстро замирились и разработали план совместных действий. Несчастный Анзор оказался между двух огней.
Получив в обмен на десять тысяч заверения Матроса о том, что он «разобрался» с Лоной и Чертком, Аветисян спокойно явился в «Раму», куда Пекуровский пригласил его по телефону.
В баре, кроме Валика и Чертка, его поджидали Кабан, Грек и люди Матроса – Рахит (Парадиз) и Стас.
– Начинайте! – скомандовал Грек, завидев Анзора, и махнул рукой.
От удара Кабана Анзор затылком распахнул дверь подсобки, где обычно бандиты играли в карты. От второго удара он полетел вниз по ступенькам в подвал. Там его – полуживого – тузили ногами, досками, ящиками из-под бутылок. Теряя сознание, Анзор услышал чей-то возглас: «Добивай!» – и прошептал из последних сил: «Я …заплачу…»
Избиение прекратилось. Анзора вытащили на свет божий, умыли, влили в него рюмку коньяка… И тогда увидел бизнесмен, что в дверях подсобки стоит, ухмыляясь, сам Матрос и наблюдает за происходящим с живим профессиональным интересом.
Тут только уразумел денатуратовый король, что стал жертвой заговора, что плакали отданные Матросу десять тысяч, а вместе с ними – и сорок…
Этот эпизод не завершился «кашлем» Анзора. Узнав о том, что Черток с Пекуровским в самом в самом начале раскрута получили от Аветисяна три тысячи и не сообщили об этом ему, Матрос пришел в ярость, а вспомнив, что они пытались столкнуть его с Кабаном, рассвирепел еще больше и решил рэкетировать своего личного бармена Чертка.
Вместе с Мармурей он пришел в «Льдинку» и сказал Боре так:
– Гони две «штуки», Борис, и учти: я говорю только один раз.
Черток, конечно, заплатил, но, не желая остаться в накладе, в тот же день напал с Кабаном и Греком на своего кореша бармена Давыденкова – одного из участников спектакля с Аветисяном. Бандиты избили Давыденкова до потери сознания прямо на его рабочем месте – в баре «Малахитовая шкатулка», – и, прихватив 500 рублей дневной выручки бара, были таковы…
На глазах распадалось некогда созданное Матросом амурское братство. История с Анзором – тому пример. С определенного времени единственной нормой для амурцев становится «беспредел», то есть стремление урвать побольше, где только можно, наплевав на все остальное.
Перегрызлись ребята с Амура, передрались, как пауки в банке… И вот уже сам Черток не разберет, где свои, где чужие. Все стали чужими среди своих и своими среди чужих одновременно. Да что там Черток? Даже с одного из своих ближайших друзей, Полевого по кличке Поляк, умудрился Мильченко спустить четыре тысячи.
Такая беспринципность, надо сказать, роднила амурцев с «деловарами», у которых коммерческий интерес давно вытеснил все устои. Не случайно избитый, ограбленный и обманутый Аветисян, несмотря ни на что, надолго – до самого ареста – сохранил с бандитами приятельские отношения и даже как-то раз, забыв о прошлом, попросил Матроса – опять же за десять тысяч – помочь замять дело о крупной недостаче в его автолавке, вскрытой работниками Красногвардейского РОВД. Анзор рассчитывал, что половину этой суммы Матрос отдаст покладистым милиционерам, но Мильченко, верный своим принципам, а точнее, своей беспринципности, все деньги присвоил и выручать Анзора не стал – дело замялось само собой…
Нам с вами еще предстоит убедиться в том, что бандиты и бизнесмены со временем становились все более похожими друг на друга. Так два родных брата, разномастные в детстве, приобретают со временем все большее и большее сходство…
Методы выколачивания денег тоже претерпевают у амурцев заметную трансформацию. На место изящного шантажа ( так называемого тщательного рэкета) и «красивых» операций окончательно приходят побои, пытки, примитивное запугивание и терроризирование семьи.
Аветисяна во время избиения в подвале пугали горячим утюгом, «цеховику» Коваленко грозили, что взорвут его дом, а малолетнюю дочку ударят головой о стену.
Этот последний «беспредел» с ребенком остановил амурец Лева Монс по кличке Монус, ставший позднее одной из жертв второй панической войны. «Давайте заканчивать, ребята,– сказал он пришедшим к Коваленко бандитам, среди которых был и Матрос. – Меня тошнит от ваших методов…»
Матрос прислушался к критике снизу (еще раз вспомним характеристику!) и велел оставить девочку в покое…
Таким же терроризированием подручный Матроса Мармура угрожал вышедшему после долгой отсидки вору-рецидивисту Гронскому, если тот немедля не заплатит 12 тысяч карточного долга. «Хоть зарежься – а бабки выложи! – сказал непреклонный бандит на мольбы Гронского повременить с расплатой. – А не выложишь, сожительницу твою порешим…» Амурцы, как видно, считали, что у Гронского сохранились неучтенные допосадочные сбережения.
Между тем Гронский на сей раз твердо решил завязать. Его подруга, с которой он планировал расписаться, ждала ребенка. Но прижатый к стенке бандитами, он пошел на новое преступление: под дулом обреза заставил «цеховика» Синицкого раскрыть свои закрома.
– Поедешь на мою дачу, – сказал Синицкий, косясь на смертоносное жерло, – станешь лицом к парадному крыльцу. От дальнего правого угла дома отсчитаешь четвертый кирпичный ряд снизу. В этом ряду дважды нажмешь на пятый кирпич слева – он выскочит. Там лежит 15 тысяч… И не забудь принести сдачу…
Гронский не поехал на дачу Синицкого. По телефону он сообщил координаты ребятам Матроса, которые благополучно изъяли деньги, засчитав их в счет карточного долга. Гронского вскоре взяли за разбойное нападение и на целых 12 лет возвратили туда, откуда он недавно вернулся. Не состоялось его семейное счастье, и виновниками этого были ребята Матроса…
В конце концов произошло неизбежное: видя весь этот предельный «беспредел», «деловые люди» решают переходить к самообороне.
Так началась амурская война между бандитами и «деловарами», которую можно назвать второй панической войной. Эта война – в отличие от завершившейся первой – была панической уже для обеих сторон.
Глава V. Клан кланом вышибают
К зубному технику Левицкому вломились среди ночи пятеро бандитов. Наставив на хозяина пистолеты, они потребовали рыжуху (золото).
То ли с золотом у Левицкого была в то время напряженка, то ли просто от природы имел он въедливый, как бормашина, характер, точно не установлено. Но факт остается фатом: схватив подвернувшийся под руку кухонный нож, зубной техник, не долго думая, проткнул насквозь одного из грабителей – бандита по кличке Урка.
Что же предприняли остальные амурцы? Вырвали у зубного техника все его кровные золотые зубы? Открыли пальбу?
Ничуть не бывало. С воплями: «Убивают!» – бросились они наутек из квартиры, прихватив истекающего кровью Урку, который вскоре умер.
Зубной техник не сомневался, что Матрос отомстит за гибель одного из своих пугливых орлов. Две недели не покидал он квартиры, вздрагивая от каждого задверного шороха. Дрожал он напрасно: к нему никто не пришел.
Состоявшийся впоследствии суд не нашел в действиях Левицкого состава преступления, посчитав, что он не превысил пределов необходимой обороны…
Урку хоронили пышно и красиво. Бандиты несли гроб на вытянутых руках. Во главе процессии ехал Матрос на собственной «Волге». Его хлопцы в черных костюмах, опустив долу буйные головы, шли за гробом. Сжимая кулаки, они клялись отомстить за смерть товарища. Этими клятвами дело и кончилось.
Похороны Урки стали одновременно похоронами былых бандитских традиций. Амурский клан трещал по всем швам.
Лиха беда начало…Молва о храбром зубном технике, отвадившем ребят Матроса, поползла по рынкам, барам и подпольным цехам. И вот уже бармен Вишневецкий по кличке Вишня топором зарубил двух бандитов, предпринявших попытку рэкетровать его доходное заведение.
Расправившись с вымогателями, Вишневецкий собрал отряд «ополченцев» из числа ополчившихся на амурцев барменов, спекулянтов и мелких «цеховиков». Ополченцы скупали на черном рынке оружие и готовились к решающей стычке с ребятами Матроса.
Но крупнейшему сражению второй панической войны не суждено было состояться: узнав о том, что в отряде Вишни насчитывалось около двух десятков единиц огнестрельного оружия, Матрос от конфронтации отказался.
Матрос не случайно стал избегать вооруженных конфликтов: он был научен горьким опытом. Многие жители города до сей поры помнят перестрелку у ресторана «Днепропетровск». Тогда на набережной возле ресторана схлестнулись люди Матроса и так называемая «кавказская мафия». Стычка произошла из-за того, что хлопцы Матроса облапошили одного из кавказских бичо (ребят), причем не просто надули, сунув «куклу», но и сдали его в милицию. Кавказские «доны» не могли стерпеть такого оскорбления, съехались в Днепропетровск на Волгах и «Мерседесах», прихватив с собой вооруженных бичо.
После обмена несколькими выстрелами Матрос понял, что ему не одолеть кавказцев, - и выбросил белый флаг в виде белой крахмальной скатерти, покрывшей длинный стол в банкетном зале ресторана «Днепропетровск». За этим столом состоялось историческое замирение кланов, а потом по рукам пошел серебряный поднос, на который и хлопцы, и бичо швыряли деньги. Взносы предназначались для вызволения из тюрьмы «невинно пострадавшего».
Был и другой случай организованного отпора амурцам, когда они решили - распространить свое влияние за пределы Днепропетровска. И до этого ребята Матроса проворачивали, отдельные операции в других городах: во Львове, в Виннице, в Керчи, но то были единичные эпизоды. А тут группа бандитов организованно выехала на автобусе во второй по величине город Днепропетровской области Кривой Рог. Вернулись амурские ребята в жалком виде: попробовали качать права в каком-то баре и в результате были жестоко избиты и вышвырнуты не только из бара, но и из города местными хлопцами, имевшими, как выяснилось, неплохую физподготовку. Опровергнув поговорку «Бар костей не ломит», этот случай в то же время подтвердил справедливость другой - «Клан кланом вышибают».
О криворожских хлопцах мы еще вспомним в заключительной главе.
Если ко всему добавить, что дом Матроса несколько раз среди ночи подвергался анонимному обстрелу, а его перекупленную у Султана Рахманова «Волгу» сожгли неизвестные злоумышленники, то станет понятно, отчего с некоторых пор спесь амурцев и их задиристость заметно поубавились...
Средневековый сирийский врач Абдул Фарадж писал: «Человек, шагающий крупными шагами, часто поступает нелепо, а считает себя умным. Особенно верна эта примета, если человек любит жестикулировать».
Эти слова мудрого арабского эскулапа вполне можно отнести и к Матросу. Слишком широко хотел шагать он по жизни, слишком много допускал красивых жестов и оказался в дураках... Но ненадолго.
Здесь самое время припомнить, что, по справедливому утверждению авторов характеристики на Мильченко-Матроса (см. главу III), ему всегда было присуще обостренное, как финка, «чувство нового». Пораскинув своим «стратегическим» умом, «крестный батька» быстро сориентировался в возникшей ситуации. Он понял, что воевать с племенем «деловаров» — и вообще с кем бы го ни было - более не имеет смысла, это приведет лишь к дальнейшим человеческим и материальным потерям. Организованного сопротивления {«Клан кланом») его поредевшие и перегрызшиеся между собой ребята выдержать не могли.
Матрос начинает поиски союза с самыми состоятельными и влиятельными жуликами - с «цеховиками». В то время как его ребята еще продолжали по инерции чехвостить барыг, Мильченко стал искать сепаратного мира.
Так окончилась вторая (и последняя) паническая война.
Глава VI «Мы с тобою одной крови...»
...Амурские войны неизбежно должны были привести к союзу бандитов и «цеховиков», поскольку, если вдуматъся, и те и другие были одной крови. И те и другие паразитировали на теле общества за наш с вами счет. Что из того, что во время одно бандиты слегка потрепали торгашей и бизнесменов? Ведь расплачивались дельцы с рэкетирами деньгами, так или иначе украденными из нашего с вами кармана. Эти тысячи и тысячи рублей были сколочены из обсчетов, недоливов и недовложений; они были выужены из нас за эрзац-джинсы, лжебатники, дутые «фирменные» пакеты, то есть за подделки под те изделия, с которыми до сих пор не может совладать наша промышленность, освоившая производство отличных космических кораблей, но пасующая перед такой сложнейшей инженерно-конструкторской задачей, как пошив пристойных штанов или выпуск полиэтиленового пакета, который не рвался бы надвое от опущенной в него расчески. Всучивая нам свои поделки (и подделки), «цеховики» умело использовали в своих корыстных целях поразившую всю страну эндемичную болезнь - «синдром приобретенного дефицита».
Но вернемся к нашему повествованию.
Процесс симбиоза бандитов и бизнесменов проходил ступенчато, поэтапно.
Случилось так, что сама судьба вывела амурцев Кабана и Грека, давно уже утративших былую самостятельность и работавших под эгидой Матроса, на подпольного фабриканта полиэтиленовых кульков Остороженко. Не собираясь особо с ним церемониться, но не избавившись еще от налета некоторого рэкетирского изящества, амурцы подбросили в личный сарай «цеховика» несколько образчиков его собственной продукции - дряблые пакетики из краденого отечественного сырья, но с заграничными надписями: «Vysotsky», «Pugathiova», «Demis Russos». Интересно, что на всех трех разновидностях вокально-полиэтиленового кулька была воспроизведена одна и та же расплывчатая бесполая физиономия со всклокоченной шевелюрой, скалькированная с рекламного плаката американского фильма «Кинг Конг».
Подбросив кульки в сарай, Кабан и Грек отловили Остороженко в пивбаре.
- Бьем на «штуку», что в твоем сарае лежат пакеты с рожами?- предложил дельцу Кабан.
- Вы что, хлопцы, сказылись? - рассмеялся осторожный Остороженко.- Нема там никаких пакетов. Готов держать пари...
- А вот мы посмотрим, у кого парик, - сказал Грек, не искушенный во французских оборотах.
Фабриканта пригласили в «Жигули» и любезно подбросили до сарая, где он смог воочию убедиться в неправедной правоте бандитов. Никогда еще, пожалуй, не глядел он на собственные изделия с таким отвращением: казалось, что мерзкая обезьянья морда торже ствующе ухмыляется со всех пакетов: дескать, лихо, пассажир, тебя «обули»...
- За тобой «штука», - напомнили бандиты, оставляя Остороженко наедине с Кинг Конгом.
А поскольку «цеховик» платить не торопился, то через недельку Кабан и Грек встретили его в тихом трущобном дворике по улице Харьковской и, ничтоже сумняшеся, сломали ему челюсть.
Выписавшись из больницы, фабрикант поспешил рассчитаться с долгом.
Об этой челюстно-лицевой операции прослышали крупные «цеховики» - Рузин и Сутягин. Среди прочего они, как и Остороженко, производили полиэтиленовые кульки. Порадовавшись убытку конкурирующей фирмы, Рузин и Сутягин решили навести об амурцах более подробные справки среди знакомых «цеховиков».
Много чего рассказали им коллеги. И о том, как хлопцы Матроса подвергли тщательному рэкету торговца наркотиками Гуженко, спровоцировав его на разговор о своем подпольном промысле и записав на магнитофон его откровения. И о том, как по наводке ранее отрэкетированного ими же Коваленко (см. главу IV) выудили без малого пятьдесят тысяч - два «Мерседеса»! - у «цеховика» Голдина простой угрозой в случае неуплаты ошельмовать его в коммерческом мире и арестовать его левые товары.
Немає коментарів:
Дописати коментар